— Из Черногорской… — пролепетал Сергей, не веря своим ушам.
— Черно… что? — переспросил плотник.
— С Черного моря приехали, Аким Петрович! — снова выручил Толик. — Ну, мы только поздороваться! Мы пойдем…
— Толя! — крикнул напоследок Аким Петрович. — Будешь проходить мимо, Лидии Ивановне скажи — стулья для девятого кабинета я починил. Пусть ребят пришлёт, забрать. Сам я их не потащу, уж, увольте!
— Обязательно, Аким Петрович, обязательно! — пообещал парень и закрыл дверь в каморку.
Сергей со своим провожатым выбрались на свежий воздух. Хотя, конечно, никакой свежести в нём не ощущалось. Он был таким же безвкусным и застоявшимся, как и в подвале. Однако, под открытым небом, казалось всё же комфортнее.
— Вот видишь? — покачал головой Толик. — Он не понимает, что умер — не разделяет наш мир и мир живых! Бывает, ходит по школе, делает детям замечания, выходит сюда, на спортплощадку — подбадривает их. Они его не видят, но он этого не понимает! Но иногда его заблуждение вызывает настоящие проблемы.
— Какие, например?
— Например, доносится шум из подвала. Сами открываются и закрываются двери, а иногда, — Толик непроизвольно понизил голос, — его даже видят. У одной женщины, учителя, инфаркт приключился. Пацан из пятого класса, познакомившись с нашим плотником, заикой остался. Много было случаев…
— А почему он не различает, где живые, а где мёртвые?
— Он умер в своей мастерской, так и поняв, что умер. Просто присел на стульчик, положил голову на стол, умер, а сам решил, что просто прикорнул! А потом проснулся и давай работу работать. Он очень любил всё здесь — школу, детей. Сорок лет проработал. Тут была вся его жизнь — здесь она и остается теперь.
— Ужас, — признался Сергей.
— Это ещё не ужас, — усмехнулся подросток. — Петрович — добрый мужик и даже как-то оберегает живых. Если бы только не пугал… Есть тут персонажи и пострашнее…
* * *
Вайнштейн ковылял по грунтовой дороге, то тут, то там, исчерченной глубокими трещинами. По правую руку, за железнодорожной насыпью, неспешно несла свои воды река, по левую стояли разнокалиберные домики, от крохотных саманных с камышовой крышей, до добротных, двух- и даже трехэтажных. Правда, все они были стары и всем своим видом говорили о запустении. Здесь всегда так. По эту сторону жизни нет новостроек и особняков, пышаших своей свежестью и новизной.
Остановившись у синего деревянного заборчика, Вайнштейн прислушался, одобрительно кивнул сам себе и вошёл в незакрытую калитку. Пройдя с полсотни шагов по дорожке, устеленной старыми бетонными плитками, оказался на крыльце двухэтажного домика. Хотя, двухэтажным его можно было назвать с натяжкой. Жилым помещением второго уровня, служил просторный чердак, переделанный, некогда, под детскую комнату. Старик присел прямо на ступеньки, достал из кармана трубку и коробок спичек, раскурил набитый загодя табак. Изо рта Вайнштейна вырвались облачка сизого безвкусного дыма. Он улыбнулся сам себе, видимо вспомнив что-то приятное, связанное с его любимой и ныне единственной трубкой. За спиной старика послышался скрип медленно открывающейся двери.
