Он заучил самим костным мозгом, что его мир – особенный, тот, которому завидуют, который любят, ненавидят и боятся по всей галактике. Он знал, что был из числа особенных людей. Другие человеческие расы и виды растили урожай, или производили пищу, или разрабатывали машины и делали оружие. Севстралийцы не занимались ничем подобным. Из своих сухих полей, редких источников и огромных больных овец они добывали само бессмертие.
И продавали его по очень высокой цене.
Род Макбан немного прошелся по двору. У него за спиной стоял его дом. Это был сруб из бревен даймони – вечных бревен, которые нельзя распилить, которые твердостью превосходят все ожидания. Их купили комплектом в тридцати с лишним планетарных прыжках от Старой Северной Австралии и доставили световыми парусниками. Сруб представлял собой крепость, не подвластную даже крупнокалиберному оружию, но по-прежнему оставался срубом, незамысловатым изнутри, с передним двором из слежавшейся пыли. Последние алые отсветы рассвета переходили в день. Род знал, что далеко ему не уйти.
Он слышал женщин за домом, родственниц, которые пришли, чтобы постричь и привести его в приличный вид для триумфа – или иного исхода.
Они не знали, как много ему известно. Из-за его недуга они годами думали рядом с ним, полагая, что его телепатическая глухота постоянна. Увы, это было не так: он часто слышал вещи, не предназначавшиеся для него. Он даже запомнил грустную короткую поэму про молодых людей, которые по какой-то причине не прошли испытание и были вынуждены отправиться в Умирающий дом, вместо того чтобы стать севстралийскими гражданами и признанными подданными Ее королевского величества. (У севстралийцев пятнадцать тысяч лет не было настоящей королевы, но они верно придерживались традиций и не давали каким-то фактам сбить себя с толку.) Как там было в той поэме?.. В ней сквозило своеобразное, мрачное веселье.
Он стер свой след в пыли – и внезапно вспомнил всю поэму целиком. Негромко продекламировал ее:
Это обитель древнейших времен,
Где старый дух печалью пленен,
Где боль эпох реальна, как нож,
У врат, что в Сад смерти ведут,
Где те, что были, нас снова ждут.
Из Сада смерти идет молодежь,
Отведав геройский страх.
Их речи дерзки, в могучих руках —
Триумф, погибель, уход.
Это обитель древнейших времен.
Кто умрет молодым, сюда не войдет.
Кто живет – тот знает, что бездна ждет,
Старые духи сказали: таков закон.
Из Сада смерти дивятся они
На юные, смелые дни.
