— А чего бы не тащить, коли один младенец приносит денег больше, чем на уплату подушной подати надо, — прокомментировал Челищев. — А выживет он или помрет, никого не беспокоит.
Я снова повернулся к женщине.
— А ты его прокормить-то сможешь?
— Прокормлю, батюшка. Вот те крест.
Я повернулся к Радищеву.
— Отведи ее к Кауфману, скажи, я приказал ребенка ей вернуть, и пусть тот уговорит ее кормилицей при доме остаться. Сам тоже посодействуй.
Провожаемый в спину благодарственными воплями женщины, я поехал в Кремль.
* * *
Перфильеву и его министрам я устроил торжественную встречу. Построил Муромский полк шпалерами и организовал оркестр. Меня самого так не встречали, как я свой нарождающийся административный аппарат. Праздные москвичи толпились на площади, тянули шеи и судачили. Специально обученные люди Мясникова привычно уже распространяли правильные слухи.
— Это казачий генерал Перфильев Афанасий Петрович, — рассказывали они окружающим. — У царя-батюшки первейший канцлер. А этот сзади, в камзоле, — сенатор Волков. Он ещё до покушения Катьки на государя секретарем был и как услышал, что государь жив, сразу же прибежал к хозяину. А этот…
Я ждал, стоя на ступеньках Красного крыльца Грановитой палаты. Вместе со мной стояли все мои военачальники, кроме Мясникова, который прятался от внимания публики в зале. Музыка стихла. Перфильев и его сопровождающие поясно мне поклонились. Я спустился с крыльца. Обнял и расцеловал канцлера.
— Заждался я вас. Работы много. Но она подождет, а сейчас прошу к столу.
Снова грянула музыка. Я возглавил шествие и вступил под древние своды кремлевского дворца.
Я был единожды в Грановитой палате, возил школьников, победителей олимпиады на экскурсию, и запомнил ее очень яркой и сочной. Сияющей золотом и росписями. Здесь и сейчас же палата выглядела, как заурядный сельский клуб. Ибо вся роскошная позолота и роспись были замазаны побелкой, а стены были задрапированы красной тканью. Когда я здесь это увидел в первый раз, у меня дар речи пропал. Я машинально схватил старичка-кастеляна за воротник, придушив слегка, и с трудом смог выдавить: «Где росписи?».
Выяснилось, что это опять дело рук «Великого Петра». Его, понимаешь, раздражали суровые лики святых, князей и царей, когда он устраивал в Грановитой палате комедийные представления и попойки Всешутейшего и Всепьянейшего собора. Вот и приказал молодой царь закрасить все известкой и обтянуть тканью.
Ох, не без причины народ его Антихристом прозвал. Ох, не без причины.
