Черновик человека | страница 48



А как ты начала писать стихи, Света, спрашивает он. Его руки опускаются на перила балкона рядом с ее руками.

Это я для мамы.

В подарок?

Да, в подарок. Она на пляже картины свои писала. У нее там ухажеров много было. Из Москвы приезжали, из Питера. Художники были, поэты, актеры. У нас же земля райская в Крыму. А мне тоже хотелось с ней погулять. Меня обычно бабушка уводила, на рынок там или в кино. Иногда мать меня с собой брала, и я слушала, о чем они разговаривали.

А я в детстве не любил взрослых разговоров. Всегда о каких-то скучных вещах. Куда поехать, что купить.

Нет, мамины кавалеры все пытались что-нибудь необычное придумать. Что говорили? Ну, например: «море бездонно и огромно, как душа человека… А небо по вечерам смотрит глазами звезд на море, потому что оно в море влюбилось. И на волнах в шторм прыгает стадо барашков, а кто их пастух? Тюлень, наверно!» Видишь, я так еще долго могу. Тебе кажется, ерунда, а маме нравилось. Ей хотелось, чтоб ей стихи читали, песни под гитару пели, истории рассказывали.


Эрик стоит так близко, что их руки касаются друг друга. Свете очень хочется закурить, но она боится убрать руку, боится пошевелиться. Если б она была посмелее, то положила бы свою руку на руку Эрика. Но и этого она боится. Ждет, что, может быть, он сам до нее дотронется. Но ведь и ему, наверно, страшно. Что же, они так и будут стоять рядом, он с запахом шампуня, она с мечтой о сигарете.

Мне всегда было так легко с теми, на кого мне было наплевать, думает Света. И так тяжело с теми, кто мне нравится. Почему? Наверно, я всегда боюсь, что они от меня отшатнутся. Эрик такой хороший, такой добрый, со своими зверями, такой простодушный, со своими стишками, и все же я боюсь. А как я могу не бояться? Ведь мир меня предал, когда мне было всего тринадцать. Дядя Жора предал, дядя Петя предал, концертные залы и телевидение, стадионы и газеты, все меня предали, когда я была еще ребенком. И Эрик, наверное, предаст меня, ведь всегда находится кто-нибудь лучше меня, кто-нибудь попроще и поулыбчивее, какая-нибудь круглолицая девушка совсем без прошлого, какая-нибудь чадолюбивая женщина с вагоном нежности наготове.

Эрик вдруг дотрагивается до ее плеча и говорит: Света, я забыл совсем, я вино принес, чтобы отпраздновать новоселье, хочешь выпить? Да, говорит она, штопор в ящике рядом с краном, а бокалы в шкафу.

Сейчас принесу, отвечает Эрик, уходит на кухню, возится с бутылкой, а где Лилия Степановна, кричит он оттуда. Она в парк ушла рисовать, говорит Света, у нее там на самом деле дружки, бомжи местные, они в кустах тайком виски пьют, я давно поняла, от нее разит, когда она домой приходит. Как жалко, что Лилии Степановны нет, говорит Эрик, ей бы понравилось вино, но мы с тобой всю бутылку не выпьем, ей еще останется. Да, говорит Света, это когда она вернется и бутылку увидит, тогда уже точно ничего не останется. А почему это, Эрик, по-английски «дух» и «алкоголь» одинаковым словом «спирит» называются?