Черновик человека | страница 44



Эрик, как хорошо, что ты пришел! Тебе нравится на пляж ходить? Я люблю босиком. Можно я тебя под руку возьму. Мне иногда кажется, что я царица и хожу по земле с невидимой короной. Пытаюсь быть как все, но ведь забыть невозможно, что я – царица, а они – нет. Это правда. Это так. Царица я, без царства.

Эрик, мне часто снится, что я летаю. И такие внизу пейзажи красивые, поля холмистые, леса, города старинные. Но чем выше, чем ближе к небу, тем лучше на душе становится. Пойдем на причал, Эрик?

Закутанные люди удят рыбу. Над морем летают птицы пеликаны. Рядом старушка в инвалидном кресле греется, и молодые парни курят.

Посмотри, Эрик, какой отсюда красивый вид. Город весь как нереальный. Весь золотистый.

Эрик, ты о чем в детстве мечтал? Я об отце мечтала. Я же не знала, кто мой отец. Мать не говорила. Сначала я и вправду верила, что, может быть, я совсем без отца родилась. Что меня аист принес или фея подкинула. Потом, когда разобралась, откуда дети берутся, поняла, что должен был быть отец. Может быть, он был очень важное лицо? Или знаменитое? Видела по телевизору хронику, думала, может, космонавт Гагарин. Потом узнала, что Гагарин погиб за несколько лет до того, как я родилась. Тогда я на актеров переключилась. К нам тогда в Приморское актеры иногда в дом отдыха приезжали, даже летний фестиваль несколько раз устраивали. Думала, может, тот, который д’Артаньяна играл в «Трех мушкетерах». Или сыщик из «Место встречи изменить нельзя». И часто представляла себе, как приезжает он обратно в Приморское, стучится к нам в дверь и объявляет маме: все, развелся с женой, к тебе переезжаю, я тебя люблю! А мама ему: смотри, какая Света большая! И он тогда мной восхищается и говорит: а я и не знал, что она такая красавица. Потом мы все идем на набережную гулять, и он мне бусы из ракушек покупает и свистульку – у нас свистульки были из пластмассы с водой внутри, чтобы, когда в нее дуешь, вода булькала и трели, как у соловья, получались – а еще брелок со знаком Зодиака. А народ на набережной на отца моего оглядывается, потому что он известный актер, и автографы у него просит. Ночью мы все втроем идем купаться и уплываем по лунной дорожке, которая в моих мечтах никогда от нас не отдалялась, – а в действительности получалось плыть, только пытаясь приблизиться к лунной дорожке, она всегда чуть впереди оказывалась.

А иногда, Эрик, я по-другому представляла. Как будто нам приходит телеграмма: «Смертельно болен. Приезжай». И мы с мамой едем в Москву – мне почему-то всегда казалось, что он москвич был, – и видим его на больничной койке. Он бледен, он с трудом может открыть глаза, но берет мою руку в свою и тихо произносит: «Я тебя всегда любил». А потом умирает.