Растянувшись на диване, эмир почесывал подмышки. Нестерпимо зудели места комариных укусов. Сидевший справа от него монсеньор Франческо, протодиакон Назарета, нервно теребил черный кружевной веер. Слева кади чистил ногти острием черепахового стилоса. Усевшись по-турецки у возвышения, советники и знахари в разномастных тюрбанах силились сделать вдумчивые лица.
Как только появился гонец от Сулеймана, запыхавшийся после долгой скачки, мажордом прогнал рабов. Молодой воин, желая понравиться высокородной публике, принялся излагать последние события, а переводчик — шептать на ухо протодиакону, который даже отложил свой веер. Кади, не соблаговолив поднять глаза и не перестав чистить ногти, велел гонцу перейти наконец к сути. Щеки юноши порозовели, и сам он сделался женственным и томным — такие молодые люди очень нравились эмиру.
Озабоченность, которую выказывал кади, была вполне объяснима: ловкое исчезновение французов в самом сердце Иерусалима, прямо из-под носа бдительных мамелюков, в очередной раз доказывало, что Колен и Франсуа не простые скупщики краденого. То, что Сулейман не смог отыскать проход в потайную комнату, где собиралось братство, не слишком беспокоило эмира: вмешиваться было еще рано. Чем больше доказательств преступной деятельности будет собрано, тем проще будет разоблачить Гамлиэля и его сообщников. Пока же для обвинения недоставало оснований.
— Если, как ты утверждаешь, эти заговорщики тайно собираются лишь для того, чтобы поговорить о науке и философии, я приглашу их сюда, во дворец, пусть побеседуют с нашими учеными.
С деятельностью Гамлиэля халифат мирился по одной простой причине: она была направлена против иностранных цензоров, следовательно, против общего врага, и это было весьма похвально. С какой стати этому мешать? Не хватало еще, чтобы палестинские евреи оказались под влиянием католиков Европы. Однако на этот раз, похоже, охотники за книгами осмелились бросить вызов любой законной власти, следовательно, они угрожали исламу тоже.
Протодиакон молча усмехнулся. Он не разделял этого мнения. Иерусалим не угрожает никакой религии. Здесь их по крайней мере три. Он опасался вступления в игру неожиданного противника, куда более опасного, чем не повинующийся властям еврей: страшна паршивая овца из христианского стада. Вийон — закоренелый бунтовщик и строптивец. От его визита на Святую землю ничего хорошего не жди. Эта воинственная страна и скверный характер Вийона являют собой гремучую смесь, взрыва долго ждать не придется. Рано или поздно пустыня разогреет ему кровь, а буйный нрав покажет себя. Здесь он свободен от догм и условностей. Если понадобится, эмир посадит на кол проклятого поэта, и дело с концом. Ведь этот нахальный рифмоплет гораздо опаснее, чем может показаться на первый взгляд: он брызжет ядом, который развращает души, разъедает веру изнутри, и уже почти вся Италия отравлена этим ядом. С другой стороны, пока это лишь первые неуверенные шаги, их еще возможно направлять. Да хотя бы и отсюда. Эмир и кади не осознают, до какой степени обоснованны их подозрения. А протодиакон не собирается им об этом сообщать. Монсеньор Франческо в отчаянии: его руки связаны. Он может только предупредить Рим и попытаться убедить папу, что ему угрожает опасность.
