Франсуа слушал объяснения раввина с обостренным интересом, начиная понимать истинный размах деятельности Гамлиэля, влияние, которое он оказывал отсюда, из своего кабинета в Цфате, значение трудов, которые он распространял. Неужели это он тайный сообщник Медичи? И покровитель Фуста? И будущий союзник Людовика XI?
Вийон не мог прийти в себя. Ему было трудно представить правоверного иудея, который настолько озабочен просвещением человечества, что открывает тайные типографии, публикует неизданные сочинения Лукреция и Демосфена, собирает математические и астрономические трактаты — некоторые из них опровергают догмы его религии. И потом, Франсуа не понимал причин, по которым мудрец со Святой земли мог трудиться рука об руку с идолопоклонниками из Флоренции и тем более с духовными лицами, такими как Шартье. Разве что он преследует иные цели, чем его знатные союзники. Не ставя их об этом в известность. Совсем как Франсуа, который нисколько не верил в добрые намерения ни тех ни других и ждал момента, когда можно будет выпутаться из этой истории.
*
Пока секретарь готовил заказы, раввин Гамлиэль спокойно беседовал с Федерико. Итальянец говорил о Земле, которая уже не была центром Вселенной, и о Флоренции, по его словам, ставшей отныне как раз этим самым «пупом земли». Раввин слушал его с несколько снисходительной учтивостью. Когда книги были упакованы, Гамлиэль извинился перед французами, попросив их немного подождать. Он поднялся и сделал знак Федерико последовать за ним в смежную комнату.
В проеме двери, которая осталась приоткрытой, Франсуа увидел, как раввин передает торговцу широкий свиток, а тот его бегло просматривает. Обветшавшие полосы были неравной ширины и с обеих сторон свисали длинной желтоватой бахромой, похожей на солому или сухие стебли тростника. Сам свиток — не бумага, не пергамент — подобно листу растения, был испещрен бороздками и прожилками. Сидя слишком далеко, чтобы разглядеть каждую деталь, Вийон увидел лишь беспорядочное скопление охровых пятен на синем фоне и множество пересекающихся линий и стрелок. Цвета настолько потемнели от времени, что рисунок можно было различить с трудом, но в целом изображение напоминало морскую карту. Однако многочисленные пятна вряд ли были островами или континентами Земли. Возможно, это была старинная карта какого-то мифического мира.
Уловив в голосах мужчин внезапно изменившуюся интонацию, Франсуа прислушался. До сих пор беседа Гамлиэля и Федерико велась на испанском — единственном романском языке, которым владел раввин. Хотя Франсуа с трудом мог понять суть разговора, он был уверен, что теперь диалог ведется на совсем другом языке: это был какой-то гортанный диалект, который, несмотря на явно семитское звучание, не походил ни на древнееврейский, ни на арабский.
