А. Н. понял — она знает куда больше, чем обыватели. Неважно, какая сорока принесла ей на хвосте то, что он и так знает по моргу и внутренней сети. Врать смысла не было. Но и болтать больше нужного — было не в традициях Эрнеста. Трезвого Эрнеста, разумеется.
— Знаю, — обронил А. Н. — Не тыкай сильно в грудь. Пару попаданий в броню я пережил, а вот насчёт твоего острого ногтя не уверен.
Он уже пожалел, что вместо лимонада в руке — не ледяной апероль. В этом случае глоток не принёс бы свежести, зато ударил бы по мозгу, позволил отвлечься. Впрочем, от дерьма и горечи Эрнест никогда нос не воротил. И именно озвучивание горькой истины прямо в лицо было одной из тех черт, которые он так ценил в рыжей.
И эта черта дала о себе знать сразу же.
Агнетт аккуратно отложила мундштук на пепельницу. Скрестила пальцы, пристально глядя на хозяина. Глубоко вздохнула и повелительным тоном произнесла:
— Говори. Только без секретных сведений. Сам понимаешь, я ненадежна.
Эрнест помолчал, несколько колеблясь. С другой стороны, подумалось ему, не сегодня, так завтра информация протечёт в сеть. Об этом многочисленные писаки и конкуренты позаботятся. Это уж точно. Одним рывком А. Н. допил лимонад и потянулся к морозилке. Холодильник, может, и был древним, но точно ещё мог мгновенно охлаждать крепкие напитки.
В том числе — апероль.
Отодрать печать. С хрустом вскрыть металлическую крышку. Аккуратно, придерживая второй рукой бутылку, разлить густую, красновато–янтарную жидкость по высоким рюмкам. По привычке оценить аромат, закрыть крышку и задвинуть бутылку обратно в царство льда. Сесть рядом с расслабленной рыжей. Затянуться. Отложить трубку к пепельнице. Глубоко вдохнуть.
Слова поднялись откуда–то из грудной клетки, но застряли где–то в районе голосовых связок. Как всегда в случае тотального пиздеца. Пришлось вдохнуть ещё раз. Снова запнуться. Ощутить холодную тонкую ладонь на кисти. Наконец, решиться.
— Сегодня я окунулся в дерьмо по приказу командования, — гулко произнёс Эрнест, остро ощущая необходимость набить трубку.
— Не в первый раз, если я не ошибаюсь, — тихо произнесла Агнетт.
— Не в первый, — подтвердил А. Н. Встал. Нашел потухшую (на этот раз — окончательно, с догоранием табака) трубку, вытряхнул в пепельницу. Вскрыл запасной коробок с табаком, набил. Сел. Дождался огонька из покрытой тонкой гравировкой зажигалки рыжей. — Не в первый, — повторил он, — но впервые за всё время в городе происходящее напоминало контрпартизанскую войну в худшем её виде.
