Он наблюдал, как она несколько раз облизнула губы, и он знал: даже в забытьи она учуяла что-то вкусное и страстно желала попробовать на вкус.
На вкус… Да…
Белоснежная кожа ярко розовела там, где положено. В ней не было ни единого недостатка. Ни черточки, ни морщинки…
При том, что ей перевалило за восемьдесят.
Для своего вида она была молодой.
Черная рваная мантия на ней ниспадала от подмышек до пальчиков ног. Точнее, ниспадала бы, если бы согнутая под углом стройная ножка не задрала материю. Пир для его взора, возможно, даже приглашение «испей из вены на моем бедре».
Он устоит.
Или нет.
Она была самой красивой женщиной, что он встречал. Хрупкая, изящная, как то бесценное произведение искусства в единственном музее, который он посетил. Хранитель тогда ударил его по руке за попытку потрогать то, что он не должен был трогать.
«Необходимости охранять ее нет», подумал он с едва заметной улыбкой. Она сама могла защитить себя, легким движением руки схватив человека за шею.
Она была вампиром. Его вампиром. Его болезнью и лекарством.
Эйден встал одним коленом на импровизированную кровать. Футболка натянулась под ней и спружинила, Виктория перекатилась к нему. Она не застонала и не проронила ни вздоха, как это делают люди, и оставалась жутко тихой. Выражение лица сохранилось прежним: безмятежное, простодушное… доверчивое.
Ему не стоит делать этого.
Но он хотел.
На нем были пропитанные кровью рваные джинсы. Эти же джинсы были на нем в ночь их первого свидания. Тогда изменился весь его мир. На ней не было ничего, кроме мантии. Одежда иногда была единственным, что сдерживало их от чего-то большего, и они просто пили друг из друга.
Пили друг из друга. Или «ели». Такое мягкое слово, чтобы обозначить то, что произошло. Он никогда не причинил бы ей боль намеренно, но когда на него накатило безумие… черт, когда безумие накатило на нее… они забыли о чувствах и стали животными.
Остатки совести напомнили, что ему не стоит этого делать.
«Еще глоток, и я оставлю ее в покое».
«То же самое ты сказал в прошлый раз. И в предыдущий раз. И еще до того».
«Да, но в этот раз я сдержу слово». Он надеялся.
В прежние времена он говорил бы с тремя душами, заключенными в его голове. Но больше их не было, они были в ее голове, и он вернулся к разговору с самим собой. По крайней мере, пока зверь не проснулся.
Видит Бог, монстр бродил в его сознании и ревел, отчаянно требуя крови. Тот монстр, которого спящая девушка нечаянно передала ему, тот монстр, из-за которого его любимым видом спорта стало пускать кровь из яремной вены. И тогда он вообще ни с кем не говорил.
