Чёрт! Ещё и сапоги напялил, он же их ненавидел и носил исключительно итальянские туфли. Да что с ним случилось? Я поднял голову, с трудом встал на ноги, выпустив из руки последнюю уцелевшую статуэтку, и проорал прямо ему в лицо:
«Ты кто такой? Куда дел моего отца? Он бы никогда со мной так не поступил…»
Закончить фразу я не успел, потому что мощная пощёчина сбила меня с ног, заставив мир вращаться. На миг у меня потемнело в глазах, слышался только раскатистый смех совершенно другого человека. Меня захлестнула волна гнева, сделав вдруг на удивление спокойным. Я встал и пошёл прямо на него. Что-то в моём взгляде этому человеку не понравилось. Он перестал смеяться и отступил назад.
― Эй, парень, ты что это задумал? Разозлился из-за каких-то цацек? Брось…
Ну я и бросил. Просто выкинул вперёд сжатый кулак, чтобы ответить ему на пощёчину, а получилось что-то странное: чёрный сгусток вырвался из моей руки и ударил этого человека прямо в грудь. Как в игре, но только это происходило по-настоящему, потому что человек вспыхнул и исчез. А на полированном паркете на том самом месте, где он только что стоял, осталось чёрное выжженное пятно.
В недоумении смотрел на свою ладонь: она была в полном порядке ― ни раны, ни ожога. Несколько раз сжимал и разжимал кулак, повторяя снова и снова: «Я не хотел, простите меня, я нечаянно»…
А потом меня скрутила такая боль в желудке, что пришлось бежать в ванную, где меня очень долго рвало. Я был весь мокрый, а когда взглянул на себя в зеркало ― сам испугался своего отражения: белое, как снег, лицо с потёками уже подсыхающей крови, в порезах, с такими огромными, перепуганным и несчастными глазами.
Недолго думая, сбросил с себя окровавленную одежду прямо на пол и полез под душ. Не помню, сколько простоял под горячими струями, смывая с себя кровь и собственные слёзы. Наверное, пока ни почувствовал: ещё чуть-чуть, и упаду прямо здесь. Последним усилием воли выключил воду и, кое-как напялив махровый халат, пошлёпал босыми ногами в спальню, оставляя после себя цепочку мокрых следов.
Дальнейшее помню смутно: кажется, плюхнулся на кровать и вырубился. Сил совсем не было, такой слабости ― ещё никогда не испытывал. Утром меня разбудил звонок в дверь. Я взглянул на часы ― было только восемь. Застонав, зарылся с головой под одеяло и решил никому не открывать. Моя слабость почти прошла, но самочувствие всё ещё оставалось паршивым.
Ключ в замке провернулся несколько раз, и я услышал: «Есть кто дома? Нет? А, шайтан», ― и наша приходящая домработница перешла на родной таджикский язык, которого я не понимал. Пошуршав одеждой, раздеваясь в прихожей, она пошла в комнату. Об этом я догадался по её оханью и непонятным выкрикам. Думаю, это были ругательства ― значит, обнаружила разгром в гостиной.
