Ей привратник усмехнулся:
"Твоего тут сына нет.
Прошлой ночью был расстрелян
И отправлен на тот свет".
Горло сжимало горе. Завыть хотелось... Ганя понимал это. Замолкал. И только старенькая гармошка его с медными уголками все играет и играет. Потом:
Повернулась мать-старушка,
От ворот тюрьмы пошла...
И никто про то не знает -
На душе что понесла.
Как же не знали -- знали! Плакали. И бросали в кружку пятаки, гривенники, двадцатики. Матрена строго следила, кто сколько дает. А Ганя сидел, обняв гармошку, и все "смот-рел" в свою далекую, неведомую даль. Удивительный это был взгляд, необъяснимо жуткий, щемящий душу.
Потом война кончилась. Вернулись мужики, какие оста-лись целые... Стало шумно в деревнях. А тут радио провели, патефонов понавезли -- как-то не до Гани стало. Они еще ходили с Матреной, но слушали их плохо. Подавали, правда, но так -- из жалости, что человек -- слепой и ему надо как-то кормиться. А потом и совсем вызвали Ганю в сельсовет и сказали:
-- Назначаем тебе пенсию. Не шляйся больше.
Ганя долго сидел молча, смотрел мимо председателя... Сказал:
-- Спасибо нашей дорогой Советской власти.
И ушел.
Но и тогда не перестал он ходить, только -- куда подаль-ше, где еще не "провели" это "вшивое радиво".
Но чем дальше, тем хуже и хуже. Молодые, те даже под-смеиваться стали.
-- Ты, дядя... шибко уж на слезу жмешь. Ты б чего-нито повеселей.
-- Жиганье, -- обиженно говорил Ганя. -- Много вы по-нимаете!
И укладывал гармошку в мешок, и они шли с Матреной дальше... Но дальше -- не лучше.
И Ганя перестал ходить.
Жили они с Матреной в небольшой избенке под горой. Матрена занималась огородом. Ганя не знал, что делать. Стал попивать. На этой почве у них с Матреной случались ругань и даже драки.
-- Глот! -- кричала Матрена. -- Ты вот ее пропьешь, пензию-то, а чем жить будем?! Ты думаешь своей башкой дыря-вой, или она у тебя совсем прохудилась?
-- Закрой варежку, -- предлагал Ганя. -- И никогда не открывай.
-- Я вот те открою счас -- шумовкой по калгану!.. Черт слепошарый.
Ганя бледнел.
-- Ты мои шары не трожь! Не ты у меня свет отняла, не тебе вякать про это.
Вообще стал Ганя какой-то строптивый. Звали куда-ни-будь: на свадьбу поиграть -- отказывался.
-- Я не комик, чтоб пляску вам наигрывать. Поняли? У вас теперь патефоны есть -- под их и пляшите.
Пришли раз молодые из сельсовета (наверно, Матрена сбегала, пожаловалась), заикнулись:
-- Вы знаете, есть ведь такое общество -- слепых...
