Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс | страница 17



Осторожные рыбы взлетят отовсюду
осколками стекла, что разбивают на счастье на свадьбе.
Дождь хлынет косой, как будто намереваясь
омыть сладость лица моего в самом начале, чтобы иные
раскрыли потоки уверенные и теплые.
Ай, душа, вихревой ветр. Закружусь кругами.
Остудите голову горячую мою,
Пусть медузы сплетут в прозрачный венок,
стены-ткани сомкнут пеленой на глаза,
чтобы вновь на волнах, словно знак и намек возвращенья.
Шаловливо, легко, пройду спокойная в меланхолии,
Украшенная переливчатыми жемчужинами любви.
Пусть водоросли мантией покроют мне плечи,
что не смогут близкие мои меня уловить.
Мой корабль предстанет — возникновенье его — только единый раз.

Предсномстихи

Пер. С. Гринберг

(А пропо Годар[9])
Намекают нам, что вот есть и другой секс.
Хорошо, что кто-то знает об этом, что это есть.
И если есть другой секс, то пускай при
ведут его сюда, мы узнаем его и тогда от
кровенно поговорим, что вот он или нету его.
Что мы ведь уже утомленынчеочень от
наших жен и подруг девственниц, и все
это время показывают в картинах, что вот
взаправду что-то есть другое, и мы
сквозь роздых чувствуем, что это не зря.
И если есть другой секс в мире другом,
женщины новые и знающие, то от
чего не приведут сюда нескольких, чтобы они на
учили наших жен усталых, и может быть кста
ти откроют границы, а то мы ведь
утомленынче и зажатычересчур мы здесь.

Два сада

Пер. С. Гринберг

когда один сад — все его плоды желтые, спелые и весь он округлый,
и еще один сад — все его травы и деревья тонкие, тонкие,
и когда округлый сад чувствует тонкий сад, чувствует округло,
и когда тонкий сад чувствует округлый сад, чувствует тонко,
и округлой этой роще садовой нужна тонкая,
и тонкой этой роще садовой нужна округлая,
и в округлом саду от каждого плода восходят и опускаются трубы трубчатые,
и в тонком знаки направления,
и по трубам проходят раздаваясь голоса спелых плодов,
и в другом в тонком саду голоса нету,
и округлому саду нужна тишина,
и тонкий сад влекут голоса,
и когда чувствует округлый сад тонкий сад,
докатывает голос до края плодов и не восходит по трубам,
и живет округлый сад формами жизни своей,
и когда чувствует тонкий сад округлый сад
ударяют символы-знаки верные его по верным плодам и играют,
так играет тонкий сад в тишине, в тишине.

Леа Гольдберг

Город[10]

(Из цикла «Тель-Авив, 1935»)

Он дышал еще запахом нового дома,
Нежилой пустотою открытых окон,
Волшебством новизны, непонятно знакомой,
Точно дважды приснившийся сон.
Опоясанный морем и зноем, хранил он