— Берегись, Джордж! А что, если тебя поймают?
— Если дойдет до этого, мистер Вилсон, так в могиле мы все свободны и все равны.
— Я просто диву даюсь твоей смелости, — сказал мистер Вилсон. — Приехать в ближайшую гостиницу!..
— Да, это настолько смело, что никому и в голову не придет искать беглеца здесь, а вы меня не выдадите. Погоня уйдет вперед. Джим из другого округа, его в наших местах по знают. Да о нем уж и думать перестали — это дело давнее. А меня, надеюсь, по объявлению не задержат.
— А клеймо?
Джордж снял перчатку, показал свежие рубцы на руке и презрительно проговорил:
— Это прощальный дар мистера Гарриса. Недели две назад он вдруг решил поставить мне клеймо. «Как бы, говорит, ты не убежал». Красиво, правда? — молодой человек снова натянул перчатку.
— Кровь стынет в жилах, как подумаешь, чем ты рискуешь! — воскликнул мистер Вилсон.
— У меня кровь стыла не один год, а теперь она кипит, — сказал Джордж. — Так вот, сэр, — продолжал он после минутного молчания, — ваши удивленные взгляды могли выдать меня, и я решил поговорить с вами начистоту. Завтра чуть свет я уезжаю и надеюсь провести следующую ночь уже в Огайо. Буду путешествовать днем, буду останавливаться в лучших гостиницах, садиться за общий стол вместе с господами. Итак, прощайте, сэр. Если вам скажут, что я пойман, знайте: меня уже нет в живых.
Джордж стоял неподвижно, как скала. Добрый старик крепко пожал горделиво протянутую ему руку, опасливо огляделся по сторонам, взял свой зонтик и вышел из комнаты.
Молодой человек в раздумье смотрел на затворившуюся за стариком дверь. Потом быстро шагнул вперед, распахнул ее, видимо повинуясь какой-то новой мысли, и сказал:
— Мистер Вилсон, еще на два слова.
Старик вошел в комнату. Джордж снова повернул ключ в замке и несколько минут стоял, нерешительно глядя себе под ноги. Наконец он с видимым усилием поднял голову и заговорил:
— Мистер Вилсон, вы истинный христианин, и, полагаясь на ваше доброе сердце, я попрошу вас оказать мне еще одну, последнюю услугу.
— А что такое, Джордж?
— Вы были правы, сэр. Я подвергаю свою жизнь большой опасности. Если со мной что-нибудь случится, никто меня не пожалеет, — он тяжело дышал и говорил с трудом. — Зароют в землю, как собаку, а на другой день даже не вспомнят, что был такой… Никто не вспомнит, кроме моей несчастной жены. Она-то, бедняжка, будет горевать, плакать… Мистер Вилсон, если бы вы согласились как-нибудь передать ей вот эту булавку! Это ее рождественский подарок. Верните его ей и скажите, что я до последнего вздоха любил ее. Вы исполните мою просьбу? — И он повторил еще раз: — Исполните?
