— Кто-то здесь сильно бушевал.
Михаэль с этим врачом был не знаком, но из-за того, что тот, по молодости лет и отсутствию опыта, не смог сразу сформулировать заключение в профессиональных терминах, почувствовал к нему некоторую жалость и симпатию. Лишь затем патологоанатом заметил, что череп трупа проломлен в нескольких местах, и спросил, не использовался ли для удушения галстук.
— Впрочем, это не было причиной смерти, я могу еще до экспертизы почти с уверенностью сказать. Видите, — обратился он к Эли, и тот послушно взглянул на шею жертвы, набухшую вокруг плотного узла галстука.
Врач чуть не упал, поворачивая шею трупа.
Вглядываясь в его лицо, Михаэль заметил морщинки в углах глаз и подумал, что тот не так уж и молод. Он спросил, когда примерно наступила смерть.
— Нужна экспертиза, но по грубой оценке, минимум часов сорок восемь тому назад.
Врач указал на костюм, который выглядел тесным на раздутом трупе.
— Его избивали перед смертью?
— Видимо, да. Я бы сказал, что его били по лицу, возможно, кулаком, возможно, стулом.
Врач вытер рукой в резиновой перчатке капли пота со лба. В его глазах все еще был ужас. Михаэль хотел расспросить о деталях, но тут дверь кабинета открылась.
Работники передвижной криминалистической лаборатории вошли в кабинет словно бы с заготовленной улыбкой. Михаэль знал, что выражение их лиц — не более чем самозащита. Когда-то он сам не способен был «сделать лицо игрока в покер», как называла это Циля. Хорошо получалось это у Пнины из экспертного отдела. В комнату протиснулся фотограф Цвика, присвистнул и зажал нос.
К концу съемок и замеров в кабинете уже находились все специалисты-«функционеры», как называл их Бехер, — начальник полиции округа, пресс-секретарь, офицер следственного отдела. Все пришли сюда, рассматривали труп, героически преодолевая запах в комнате, — лишь для того, чтобы «отметиться».
— Такого у нас еще не было. Убийство в университете. Может, это теракт, что вы скажете, Охайон? — спросил Арье Леви, начальник полиции Иерусалимского округа.
Михаэль, прочистив горло, ответил, что возможно. Он с нетерпением ждал выноса тела. Исчезнет ли когда-нибудь из кабинета трупный запах, думал он.
Отсюда открывался такой прекрасный вид. Охайон понимал, что его собственное воспоминание об этом запахе тоже не скоро исчезнет, ведь он знал покойного и не раз завидовал его спокойной и уверенной манере чтения лекций, элегантности и утонченности.
Сотрудники передвижной криминалистической лаборатории снимали отпечатки пальцев. Михаэль следил за их работой, не слишком прислушиваясь к разговорам, видел сосредоточенное лицо Эли Бехера, слушал бормотание патологоанатома, который уложил свои инструменты в саквояж и ушел. Затем, пренебрегая неписаными правилами, по которым он должен был оставаться на месте происшествия, пока там находятся работники экспертизы, Михаэль вышел из комнаты и прислонился к стене коридора, ожидая, пока все закончится. Он надеялся, что вне кабинета можно будет отдышаться. Однако в узком извилистом коридоре притока воздуха не было. Он пошел вдоль него до места, где коридор разветвлялся на три части, образуя площадку, окруженную стенами, и уселся на скамью, на краю которой сидел, опустив голову на руки, Арье Клейн.
