Год тому назад на ТВ прошла программа «Литературный портрет Тироша», посвященная получению им премии президента страны в области поэзии. С тех пор Тирош и Давидов не встречались.
В начале той программы Давидов прочел известные стихи Тироша «Иной закат», назвав их визитной карточкой поэта.
Ведущий перечислил титулы и заслуги Тироша, его книги и напомнил, что профессор Тирош возглавляет факультет литературы Еврейского университета в Иерусалиме и что именно к нему нужно обращаться молодым поэтам. Давидов также указал на том литературного ежеквартального журнала, редактором которого был Тирош.
Затем ведущий драматическим тоном спросил Тироша: какова причина его литературного бездействия за последние шесть лет?
Этого вопроса до тех пор никто открыто задавать профессору не решался.
Прошлогодняя телепрограмма всплыла в памяти Рухамы сейчас, когда кудри Давидова вынуждали ее вертеться в кресле, высматривая длинную фигуру Тироша, державшего книгу.
Тогда, в той программе Давидов, указывая на четыре тонкие книжечки стихов, разбросанные по столу, решительно спросил профессора: «Как же случилось, что вы — поэт-новатор, создатель собственного стиля, собственной поэтической школы, за последние годы не опубликовали ни одного нового произведения, не считая нескольких политических стихов?» — и сопроводил свой вопрос выразительным жестом.
Рухама хорошо помнила ту долгую словесную баталию и несколько напряглась, увидев Давидова рядом с оператором перед началом нынешнего семинара.
Подготовка к семинару напомнила ей вечера культуры в столовой поселка, где она жила раньше.
Взгляд ее был направлен поверх зеленой скатерти и графина. Она внимательно наблюдала за Тирошем.
Рухама заметила в его лице некоторую напряженность и то, что он пытается скрыть это за своими обычными театральными жестами.
Со своего места Рухама не могла видеть его глаз, но вспоминала их особый блеск, зеленые молнии, сверкавшие в них.
Когда Тирош поднялся, чтобы начать свое выступление, взгляд Рухамы, подобно телекамере, зафиксировал движение его руки к посеребренной шевелюре, а затем — перелистывающей книгу. Лица Тувье она вначале не видела, так как между ней и ним стояли оператор и радиотехник, в десятый раз проверяющий аппаратуру.
Когда спустя некоторое время она смотрела готовый фильм, то не могла сдержать слез при виде того, как точно и ясно показаны все повадки Шауля Тироша, его якобы спокойная поза — с рукой, засунутой в карман, красный галстук, так выделяющийся на фоне снежно-белой сорочки и прекрасно гармонирующий с ярко-красной гвоздикой в петлице пиджака.
