Все кассеты были подписаны: место, дата, имя говорящего, время записи, — однако все это ничего не проясняло.
— Сколько кассет у него было? — спросил Эли у Рут, держа в руках две коробки.
— Не знаю, не считала, — слабым голосом ответила она.
— Здесь помещается восемь кассет, а мы нашли только семь, — настаивал Эли Бехер. Михаэль слушал допрос из соседней комнаты.
— Не знаю, — твердила Рут, — не знаю.
Михаэль снова подумал о том, что время, потраченное на поиски, пока никак не оправдалось.
Он со вздохом вернулся к стихам Тироша.
Когда библиотеку уже собирались закрывать, Михаэль почувствовал голод и вспомнил, что сегодня даже кофе не пил. Новый кафетерий вблизи библиотеки был закрыт, и Михаэль направился к своей машине на стоянку.
Стало свежее, но машина все еще была горячей. Он услышал голос по рации еще до того, как сунул ключ в замок. Диспетчер сказал, что Циля просила позвонить. Он вернулся в кампус, к телефону-автомату.
Голос Цили звучал испуганно:
— Я не смогла тебя найти, — жаловалась она, — ты вдруг исчез, а я здесь одна со всеми бумагами и кассетами, все ушли.
— Сейчас приеду, — сказал Михаэль успокаивающим тоном, глядя во тьму за стеклянной дверью. Он вернулся к машине, думая о газовых баллонах, об отравлении угарным газом, о том, что, возможно, Тирош убил Идо Додая.
Но почему? Штатный профессор, известный поэт, интеллигент, эстет не убивает просто так своего лучшего ученика только из-за того, что тот подверг критике его стихи на факультетском семинаре. Выступление Идо на семинаре никак не угрожало его статусу и должности. Идо действительно был способным исследователем, но ведь и Тирош тоже, мягко говоря, человек в литературе не последний. Было ли между ними столкновение, стычка? Или кто-то другой зарядил баллон смертоносным газом? И если Тирош заряжал баллон для отравления Идо, то кто же убил самого Тироша?
И откуда у этого гуманитария, поэта и так далее необходимые знания по химии? И где он достал угарный газ?
С этими мыслями Михаэль прибыл к стоянке на Русском подворье. Поставил машину, бросил взгляд на здание, на квадраты освещенных окон и размеренным шагом поднялся к себе в кабинет. В свете неоновых ламп Циля склонилась над бумагами, которые вытаскивала из того же полиэтиленового мешка, с которым работал Эли Бехер. Она посмотрела на него усталым и измученным взглядом.
— Иди отдыхать, иди домой, — сказал Михаэль мягко, — ни к чему тебе гробить себя.
Она с усилием приподнялась из кресла и посмотрела на него нерешительно.
