Убийство на кафедре литературы | страница 120



— Вы проверили? — спросил Леви.

Эли Бехер назвал имя адвоката Тироша.

— Может, он оставил его у кого-то? — спросил начальник полиции округа.

— Я проверил, — ответил Бехер, — среди его бумаг не было завещания.

— И никого из близких у него нет? — недоверчиво спросил Леви.

— Старая тетка в Цюрихе, — сказал Михаэль, и снова наступила тишина.

— Так кого вы сейчас намерены искать? — спросил Леви, и Михаэль осторожно ответил:

— Мы ищем того, кто уехал из университета на горе Скопус между двумя и шестью часами, со статуэткой размером с ладонь, на машине GTV Тироша. В сумку Тувье эта статуэтка не помещается, он говорит, что в то утро у него вообще никакой сумки не было. Разумеется, статуэтку можно было положить в полиэтиленовый пакет. Охранник у входа на автостоянку не помнит, чтобы такая машина выезжала, но было жарко, он сидел в будке и, поднимая шлагбаум, не очень-то присматривался. Короче — тут у нас пока не получается, а в деле, я смотрю, есть много подозреваемых, многие были заинтересованы в его смерти. Чего стоит хотя бы эта драма в кафе, — добавил он горько.

— Какое кафе? — спросила Циля, которая в то утро была молчаливей, чем обычно.

— Я вам разве не рассказывал? — спросил Михаэль.

На него посмотрели с недоумением.

— У Тироша в последние годы был такой обычай — он в определенный день приезжал в тель-авивское кафе «Ровель» — кажется, так, у меня записано, ты же это печатала.

— Нет, я не все сама печатала, — запротестовала Циля.

— Ну так что там было? — нетерпеливо спросил Арье Леви.

— Каждый понедельник с четырех до шести он сидел там, и начинающие поэты приходили к нему с рукописями, и он их читал. Он там был в центре внимания, с чашкой кофе, с рукописями, очередь к нему была, и он решал — кому жить, а кому умереть.

— Что это значит? — удивился Леви.

— Он был редактором очень престижного литературного журнала, и там, в кафе, он решал — кого печатать, а кого нет в своем ежеквартальнике «Кивуним» («Направления»).

— Там собиралось очень много народу, и не было никакой дискриминации — он унижал всех в равной степени, никого не щадил, — жестко сказал Белилати. — У меня есть список, и мы проверяем, в основном это женщины, молодые, есть, правда, и несколько парней, но таких, у которых не хватило бы сил даже поднять эту статуэтку.

— Я не понимаю, — произнес в пространство начальник полиции округа, — почему они все это сносили? Я бы над собой такого не позволил…

— Это другой мир, со своими законами, мир поэтов, для них он был критиком с мировым именем, — сказал Михаэль, глядя в глаза Арье Леви и ожидая, что тот будет возражать, но Леви молчал.