Аналогичное наблюдение относится и к военным памятникам: помимо функции монументального выражения определенных, санкционированных советской властью интерпретаций событий войны, они служили еще и целям пространственной концентрации. Сооружая всё новые и новые памятники (зачастую становившиеся местами перезахоронения) в стремительно растущих городах, планировщики, архитекторы и скульпторы перемещали войну (и останки погибших солдат) из сельской местности, в которой ее следы были наиболее заметными, в места, связь которых с военными действиями зачастую была опосредованной или символической и потому легко манипулируемой.
Подобные процессы вполне укладываются в общие тенденции, описанные исследователями других национальных праздничных традиций. Трансформации Дня Победы отражают поиски ритуала, способного обеспечить общественную интеграцию, — причем это поиски, которыми занята не только «власть», но и общество в целом. Однако (разделяемое как Дюркгеймом, так и советским руководством) представление о том, что праздник, отмечаемый публично и с максимальным количеством участников, обеспечивает такую интеграцию автоматически, не соответствует действительности. Как показал социолог Амитай Этциони[43], одни и те же ритуальные действия в одном случае могут сплачивать общество или отдельные сообщества, а в другом — просто временно снимать общественное напряжение; частным случаем такого рода праздников как раз и является карнавальная инверсия социального порядка, описанная Бахтиным[44]. Наше сравнительное исследование позволяет говорить о том, что в разных странах и городах День Победы наделяется совершенно разными смыслами, несмотря на быстрое и практически повсеместное распространение внешне одинаковых символов и практики — от георгиевских ленточек до шествий «Бессмертного полка».
Таким образом, как бы мы ни оценивали празднование Дня Победы в советские годы и степень идеологической стройности и унифицированности этого праздника, очевидно, что после распада СССР говорить о едином Дне Победы уже не приходится. Изменился в первую очередь политический контекст праздника. Самое очевидное изменение — ослабление роли Москвы как единого центра, способного определять его смысл и структуру (хотя бы на самом официальном уровне) в обязательном для всех его участников (хотя бы только в России) порядке. Среди других факторов — создание новых национальных государств и переоценка истории Второй мировой войны и ее последствий в национальном ключе (в том числе и в России), превращение русскоязычного населения большинства постсоветских стран в этнические меньшинства и возникновение больших русскоязычных диаспор в Германии, США, Израиле и других странах.
