– Ари, мисс Джеймс! Очень хорошо, что вы здесь.
– Ваше величество.
– Сэр Освальд интересуется искусством Иллиакоса. Хочу, чтобы Ариадна спела нам несколько баллад, а тебя прошу аккомпанировать.
– Но, папа! – Ари покраснела до корней волос. Волнение придавало ей шарм.
– Не стоит скромничать, звездочка моя, у тебя прекрасный голос. Проходи, Афина.
Кристина бросила многозначительный взгляд на Ари, сделав вид, что поправляет шаль, и прошептала:
– Лучше согласиться. Видишь, король нервничает.
Хорошо, что испытание выпало не только на ее долю.
Принцесса захлопала ресницами и улыбнулась.
Сэр Освальд перехватил взгляд племянника, поднялся и предложил Ариадне руку. Алекс подошел к роялю и открыл крышку, украшенную красивым орнаментом в кобальтовых и кремовых тонах с золотом.
– Вы сможете обойтись без нот, мисс Джеймс? Или послать кого-то за ними в вашу комнату? – любезно осведомился он, добродушно улыбаясь.
Кристина внимательно посмотрела ему в глаза, надеясь увидеть сожаление или нечто похожее, что можно было принять за желание извиниться за сцену в саду, но не увидела даже намека.
– Благодарю, лорд Стентон. Его высочество знает слова.
– Я совсем не об этом, – ответил он и сразу отошел, оставив ее недоумевать, что не так она поняла.
– Начнем с Деметры? – спросила Ари, положив руку на крышку рояля, и Кристина кивнула.
Играя, она не сводила глаз с принцессы. Песнь повествовала о горе Деметры после похищения ее дочери Персефоны. Собравшиеся не понимают слов, но, несомненно, чувствуют боль, присутствующую в каждом звуке голоса исполнительницы. У самой Кристины в такие моменты по непонятной ей причине сжималось сердце. С чего бы ей тосковать по Иллиакосу и дому, куда она скоро вернется?
– Píra tin agápi mou kai me áfise keno[1], – разнеслось по комнате.
Она понимала, почему король настоял на выступлении дочери, почему выбрал именно эту песнь. Тоненькая Ариадна с выразительными, блестящими от слез темными глазами выглядела прекрасной и трогательной, она не могла оставить равнодушным ни одного мужчину, даже опытного лорда Стентона.
Кристина украдкой посмотрела на него и внезапно испытала ту же растерянность и волнение, что шесть лет назад, когда увидела его впервые. Лицо его не выражало ни одной эмоции, словно принадлежало каменному изваянию римского полководца со взглядом, устремленным вдаль. Никакого подтверждения тому, что он очарован красотой и чувственностью принцессы. Их взгляды неожиданно встретились. Стентон, будто растерявшись, потерял над собой контроль, и этого было достаточно, чтобы уловить мелькнувшую на лице глубокую печаль, – нечто похожее она уже видела, когда сидела у постели раненого, мечущегося в лихорадочном бреду. Воспоминания были такими яркими, что прохладные клавиши из слоновой кости стали жаркими, как угли, и обожгли подушечки пальцев. Кристина даже сбилась, что случалось с ней крайне редко, но, к счастью, вовремя исправилась.
