Следует при этом заметить, что именно в период 2008–2011 гг. впервые в истории была зафиксирована ситуация, в которой устойчивый рост государственного долга происходил на фоне сокращения стоимости его обслуживания: если в 2007 г. американское правительство направило на эти цели $430,0 млрд при объеме долга на 30 сентября $9,01 трлн, то в 2011 г. соответствующие цифры составили $454,4 млрд и $14,79 трлн (то есть доходность сократилась с 4,77 до 3,07% годовых, а доля бюджетных расходов, направляемая на обслуживание долга, — с 15,8 до 12,6%)223. Однако еще более примечательным явлением стало то, что также впервые в истории валюта страны, в которой начался экономический кризис, продемонстрировала устойчивый тренд на укрепление: с середины 2008 г. по лето 2010 г. доллар прибавил к евро невиданные 30,6%, к фунту — 29,7%, к иене — около 16%224. Золото, отреагировавшее на кризис более чем двукратным ростом котировок, с 2012 г. стало дешеветь и скорректировалось к концу 2015 г. до уровня немногим выше $1000/унцию225. Какова была причина происходящего и почему доллар вел себя совершенно иначе, чем в период биржевого коллапса 2000 г.?
На мой взгляд, Великая рецессия указала на один важный момент, который не оценен в полной мере и по сей день. В мире, в котором не существует привязки валюты к денежному материалу, ее ценность обусловливается иррациональным, на первый взгляд, обстоятельством. Многие авторы считают, что доллар обладает статусом мировой резервной валюты из-за масштабов американского рынка; некоторые полагают, что инвесторов привлекают возможности вложений в американские активы; иногда можно даже слышать, что секретом влиятельности доллара является то, что в нем номинирована торговля большинством биржевых товаров, включая нефть. Между тем все эти обстоятельства не кажутся мне принципиальными. Скорее имеет место обратное: доллар прежде всего ценен не как средство накопления или инструмент расчетов, а как средство платежа. В долларах к 2008 г. в мире было номинировано не менее 40% всех трансграничных долговых обязательств коммерческих банков и корпораций, причем именно с этого времени их доля стала устойчиво расти, а доля займов в евро, фунтах и иене — снижаться226. В условиях устойчивого роста мировой экономики то тут, то там появлялись интересные инвестиционные возможности; процентные ставки на развивающихся рынках были выше, чем в основных экономических центрах, а валюты этих стран оставались относительно стабильными — как следствие, финансисты и инвесторы свободно переходили из доллара в другие активы и оперировали ими. Однако, как только в мире начинался кризис, причем совершенно неважно, где именно, возникало стремление к снижению рисков — что предполагало выход в ту валюту, в которой делалось основное количество заимствований. Иначе говоря, именно долги, а не активы делали доллар самым привлекательным международным финансовым инструментом — а увеличение долларового долга столкнувшимися с трудностями Соединенными Штатами не подрывало позиции их национальной валюты, а только укрепляло ее. Евро смог добиться лишь временного паритета с долларом в этом отношении (к 2007 г. общий объем сделанных в нем займов приблизился к $20 трлн против $17 трлн в долларах, но уже в 2011-м доллар вернул себе лидирующую роль227) — и таким образом не будет большим преувеличением утверждать, что кризис 2008–2009 гг. послужил важным инструментом расширения финансовой свободы США, хотя большинство непосредственно наблюдавших его экспертов были убеждены в том, что эффект в итоге окажется противоположным.
