Третьим моментом, хотя это явление отчасти пересекается с первыми двумя, стала «реабилитация» политики так называемого количественного смягчения, которая была впервые применена в Японии в 2001–2006 гг. и позже сочтена местными властями неэффективной217 (проблемность японского кейса была во многом обусловлена высокой склонностью граждан к сбережению, а также тем, что он реализовывался в условиях дефляции, что не могло в должной мере спровоцировать рост спроса [мы еще вернемся к этому вопросу, так как в то время в Японии не сработала и другая популярная ныне тактика — так называемые вертолетные деньги218, или прямая выдача средств населению в период экономического спада для стимулирования потребления]). Между тем в США, Великобритании и позже в еврозоне центральные банки в период кризиса начали организованно выкупать с рынка государственные облигации, обеспеченные недвижимостью долговые обязательства, а также необеспеченные бонды крупных банков и компаний. Программы такого рода, инициированные в США осенью 2008-го, а в Европе — весной 2009 г., привели к масштабному (в размере 15–26% ВВП соответствующих стран219) предложению ликвидности; при этом речь шла не столько о кредитовании новых проектов, сколько о «развязывании рук» компаниям и банкам для их реализации; таким образом, количественное смягчение не изменяло рыночной мотивации хозяйствующих субъектов в сам момент их осуществления. Данная политика постепенно превратилась в важнейший элемент государственной поддержки экономики: в США было проведено три ее раунда (ФРС закончила покупки активов через шесть лет после начала кризиса, в конце октября 2014 г.220), в Великобритании Банк Англии покупал активы в рамках этой программы до 2012 г. и в 2016 г.221, а в еврозоне этот инструмент оказался столь популярен, что, будучи позже массово использованным в период борьбы с долговым кризисом в Греции в 2015 г., он по сути так и не был снят с повестки дня до наступления коронакризиса. Большинство финансистов положительно оценили эффект количественного смягчения, указывая на то, что программа позволила поддержать крупный бизнес, стимулировала выпуск дополнительных объемов государственного долга и сыграла значительную роль в посткризисном «разогреве» фондового рынка (одним из немногих, кто счел данную политику недостаточно эффективной, был А. Гринспен222). Таким образом, можно говорить о том, что в период Великой рецессии как монетарные власти, так и правительство впервые в истории в мирное время применили столь масштабные меры поддержки экономики, обеспеченные исключительно за счет наращивания государственного долга и кредитной накачки отдельных отраслей и секторов.
