Там, опираясь на короткие, как у свиньи-копилки, ножки, стояло нечто больнично-зеленое, угловатое и чуть вытянутое, формой и размерами напоминающее коробку из-под обуви, только не с картонными, а с железными стенками.
– Это, Оленька, называется диафильм, – объяснял Женька ласковым тоном, каким разговаривают с маленькими детьми. – Или точнее – проектор для диафильмов. Диапроектор, иначе говоря, он же фильмоскоп. Ископаемое чудо из детства… У тебя такого никогда не было?
– Первый раз слышу. И вижу.
Осторожно ступая среди беспорядочно разбросанных по полу пакетов, пустых сигаретных пачек, мятых пивных банок и упаковок из-под сухариков, Оля медленно обошла таинственный агрегат, разглядывая его с разных сторон.
– Это чтобы фильмы смотреть?
– Не просто фильмы, а диафильмы!
Сбоку и сверху на коробке имелись два ряда узких прорезей, похожих на решетки для вентиляции. Из задней части к спрятанной за диваном розетке тянулся плоский изоляционный провод, некогда белый, а теперь грязно-коричневый, с маленьким переключателем посередине. С той стороны, что была обращена к стене напротив дивана, из тронутого ржавчиной ребристого серого гофра пучил круглый глаз объектив.
Оля наклонилась, чтобы рассмотреть выцветшую надпись на бумажной наклейке рядом.
– «Зайка»?..
– «Знайка», – поправил ее муж. – Раньше такие проекторы использовали в школах, показывали с их помощью учебные диафильмы. Посмотри, там сзади, на корпусе, написано – семьдесят шестой год выпуска! Стеклянная линза, регулировка лампы, переключатель напряжения… Эта штука могла работать в двух режимах, даже в Японии. Сейчас, конечно, ничего подобного нигде не производят.
– А ты-то где его откопал?
– На верхней антресоли, в прихожей. Стал выгребать завалы, зацепил провод – и эта штука мне чуть башку не проломила. Тяжелый… Но, главное, Оль, он ведь до сих пор работает, еще как работает!
Говорил Женька восторженно, едва ли не с благоговением. Оля же не испытывала ничего такого и продолжала рассматривать пыльные, заляпанные старой паутиной бока проектора с сомнением и брезгливостью.
– И на что он тебе сдался?
– Мух собирать! Как ты не понимаешь – это ж такая ламповая вещь, раритетище. И в рабочем состоянии, что уже само по себе потрясающе, просто фантастика.
– И за сколько твою фантастику можно продать? – поинтересовалась она.
Женька нахмурил брови.
– Нет, Оль. Продавать его я не буду. Это… Это все равно что собственную память на продажу выставить.
