Завершение «лав стори» и развязка находились в таком контрасте с мелодраматической увертюрой и надрывным тоном Тверезовского, что Загорцев огромным усилием воли сдержался от обидного смеха.
— …Верно говорят, что купить можно, что угодно, — продолжал меж тем повествование любвеобильный блудник, не заметивший мины веселья на лице товарища по несчастью, — кроме здоровья. Тогда эти болезни не лечились. И я, как и ты, Рома, не нашёл альтернативы анабиозу.
— О, женщины, женщины! — деланно вознегодовал Загорцев, видя, что Борис Абрамович расчувствовался и нуждается в поддержке.
— И уже здесь, в Котоне, местные целители избавили меня «от букета», коим наградила киска с длинными ногами, — сентиментально промокнул уголки глаз платочком старик. — Однако, заодно с заразой…вынужденно…как эти коновалы-котонцы утверждают, они ампутировали и моё мужское достоинство, и мою предстательную железу.
— ?!! — немо, но весьма доходчиво, вытянувшейся физиономией и траурным поклоном головы, выразил искреннее соучастие Тверизовскому более удачливый соплеменник по безвременно почившим в бозе органам внутренней и внешней секреции.
— Увы, — продолжал кручиниться страдалец, — сбережение
живота своего — не гарантия сохранения настоящей мужской пульсации. В этом плане планета Таутикан, куда нас с тобой, Ромаха, занесло, меня не спасла.
— Да-да, какая жалость, — оценив личные преимущества перед исповедующимся, в том числе путём их суеверного ощупывания на предмет наличия, тактично поддакнул тому везунчик. И тут же, насторожившись, уточнил: — Планета Таутикан?…Это что, современный образ и символ нашей Зелёной планеты?
— Ка-какой символ? — выпучил глаза на Загорцева горемыка по мужской части. — Планета Таутикан — символ? Ты чё гонишь-то, Ромашка? Планета Таутикан — это та юдоль печали, где нам с тобой
придётся коротать наш вдовий век.
Теперь, вслед за Борисом Абрамовичем, и Роман вытаращил на него глаза. Так они непродолжительный период поражённо и молча пялились друг на друга, и каждый отчасти заподозрил в земляке то ли «подсадную утку» Крэка, то ли афериста, то ли душевнобольного.
Первым не перенёс томления неизвестностью более опытный из них.
— Ты чего, в натуре? — осведомился греховодник. — Ты не в курсе, что ли, где мы обретаемся?
— Теперь засомневался, — честно признался ему молодой ортодокс в вопросах секса. — Странные люди, три солнца, тридцать часов в сутках, Котон…
— Так тебя, Роман, не предупредили, что ли, где ты?
