Сталинская мечта — это полет России, когда она полностью расправляет свои крылья. И его мечта была реализована не по малому, а по большому счету: в 1945 году в победоносном полете над Европой, и уже после его смерти — в триумфальном полете Гагарина.
По структуре своей мечта — это вместилище для «отсутствующего», сосуд, который не полон или даже опустошен. Но именно благодаря этой пустотности происходит таинственное соприкосновение с полнотой бытия. Пустота пустоте рознь. Есть творческая пустота-хаос, которая является молчаливой, но благодатной почвой для мельчайших горчичных семян, из которых вырастают деревья и целые леса новой жизни. Отсюда, из резервуара мечты, разворачиваются миф, религия, искусство, наука, вся человеческая культура.
Пустота мечты связана с полнотой, и притягивает ее к себе. Пустота соотносится с полнотой так же, как полый сосуд с тем источником, откуда этим сосудом черпают воду. О живородящей пустоте учили мистики и мудрецы всех школ и традиций. Здесь и фундаментальный принцип творения мира «из ничего», прообраз любого творчества, и «пустотная цельность» Лао-Цзы, и «внутренний мрак» апофатических богословов, и «пустой алтарь» немецких мистиков, и «тьма на подступах к Полюсу» Авиценны, и, конечно же, вдохновенные мечты великих поэтов. Эта зияющая в сердце пустота, «зияние», как назвал его философ-антрополог Арнольд Гелен, нечто вроде коридора духа, открываемого, чтобы по нему пошел трансцендентный сквознячок. В нем нам слышится библейское «веяние тихого ветра», трепет крыльев Святого Духа, в нем распаляется мистическая «искорка» Мейстера Экхарта, частица бессмертия, заложенная в человеческом существе.
Мечта — это не только спонтанное состояние, в ней есть своя техника, приемы, мастерство — и мечтою можно овладевать. Осознанное овладение мощью мечты — религиозное качество. Человек, умеющий мечтать и направлять свою мечту, близок к состоянию чудотворения. Но даже умение просто «включать» режим мечты дается далеко не каждому.
Мечта творит чудеса: во-первых, она является средством творческого самостроительства, прокладки собственного жизненного пути. Во-вторых, мечта иконична, в ее пустоте нагнетается вакуум, создающий силу вопрошания. Это великое вопрошание, великая сообщительность с тем, чего еще нет, или тем, чего здесь нет, что представляется невероятным. Так пишутся иконы — иконописец долго молится и размышляет, и в высшем тонком сновидении ему даруется «явленная икона», с которой потом уже ученики пишут многочисленные списки и копии.
