Цивилизация Потопа и мировая гибридная война | страница 128
Это «третье состояние», не сводимое ни к так называемому «потоковому», ни к «дефолтному» режимам психики, не являющееся рациональным, рассудочным актом или, напротив, эмоциональным переживанием. Точнее всего было бы обозначить его философским термином «сверхрациональная интуиция». Ведомый ею, человек пронизан мечтою, и перед этим меркнут меркантильные мотивы, эгоизм, страсти и пристрастия — человек преображается, силится взобраться на высшую ступень своего бытия, преодолеть гравитацию собственной судьбы.
Ключевое слово здесь «полет» — устойчивый эпитет мечты, отражающий ее суть. В полетах человек растет, вернее, взращивает в себе высшее, световое Я. Мечта — это развитие в сердце человека нового органа, органа 4-го измерения, где он господствует над временем.
Трудно где на земле найти случаи такой пронзительной манифестации мечты, как в России. И знаменитое тютчевское «в Россию можно только верить» — это ведь о мечте как общей судьбе. И мечта наша бывает совершенно противоположна скудости окружающей реальности, о чем писал Батюшков:
В то же время это мечта не о том, чего нет, а о том, что глубинно и сокрыто присутствует и никуда деться не может, — однако не очевидно, не всем явлено, прикровенно. По слову Паустовского, мечта не бывает крикливой: «Никогда! Чем больше ее любишь, тем глубже прячешь в сердце, тем сильнее ее бережешь». Русская мечта — это драгоценный камушек за пазухой. Но он жжет сердце. Это чувство подобно переживаниям героев Стивенсона, тайно владевшим алмазом Раджи и страстно желавшим всем его показать. Так и русский мечтатель — он и хранит свою мечту, и в то же время хочет со всеми поделиться ее таинственной красотой и волшебством…
Настоящая мечта — всегда тайна, всегда неизъяснимое. Генералиссимусу Суворову принадлежит потрясающая фраза: «Я живу в непрестанной мечте». «Непрестанной» — заметьте, превосходная степень! А Суворов, как известно, никогда не кривил душой. О чем же мечтал Суворов? Об очередной победе? Но и сами победы были для него лишь временными стоянками, минутами торжества и славы между чудотворческими полетами-мечтаниями, которые он осуществлял вместе со своими орлами — чудо-богатырями.
Другой наш генералиссимус Иосиф Сталин, как вспоминает Коллонтай в своих записках, говорил о том, что русский народ мечтателен, и в самих этих словах Сталина раскрыта и его собственная мечта о народе, с которым он намертво был связан судьбой: