На следующее утро Даниэль проснулся рано и собрался идти в синагогу. Богослужение в субботу утром было самым важным за всю неделю. На него приходили десятки членов их небольшой общины. Подходя к синагоге, Яновски обратил внимание, что у ворот стояло больше охранников, чем обычно: бдительность службы безопасности из-за событий вчерашнего дня явно возросла. Хорошо еще, что о странной смерти еврея в Хельсинки пока не пронюхали журналисты.
Даниэль прошел через ворота, поднялся на второй этаж и вошел в зал. Он накинул талит и сел на место, на котором мужчины из его рода молились уже целый век — все то время, сколько существовала синагога. Он огляделся вокруг, выискивая хасидов, но увидел только знакомые лица. Вскоре свиток Торы извлекли из ковчега и вынесли на биму в середине зала. Семь мужчин друг за другом удостоились чести подняться на нее и прочесть недельный отрывок из Пятикнижия. Затем на биму пригласили восьмого мужчину, который повторил конец отрывка из Торы и быстро прочел недельный отрывок из книг Пророков. Все это длилось около часа. Одну алию, или восхождение к Торе (как физический подъем на биму, так и духовный — к священному тексту), предоставили раввину Клугману.
Сойдя с бимы, Клугман направился по проходу прямо к Яновски.
— Мне надо с тобой поговорить.
Даниэль в таких ситуациях всегда был осторожен: ведь разговаривать о работе и других практических вещах в шабат запрещается. Однако раввин, прекрасно знавший иудейские законы, сам проявил инициативу, и Даниэль постарался расслабиться.
— В тот день, когда ты навещал меня с расспросами о проникновении в архив, за минуту до тебя ко мне приходил еще один человек.
Яновски знал, что к Клугману домой всегда приходило множество посетителей — тот принципиально не пользовался мобильным телефоном, а к стационарному подходил редко, не желая отвлекаться от чтения. Он полагал, что человек может совершенствоваться только при помощи длительного сосредоточения.
На биму водрузили свиток Торы для заключительного чтения недельного отрывка. Соблюдая ритуал, присутствующие встали, а затем вновь заняли свои места. Клугман продолжил рассказывать:
— Человеком, который заходил ко мне, был Симон Мейер — интересовался легендой о трех мудрецах. Он ничего не объяснял, но был в таком возбужденном состоянии, словно что-то случилось. Он во многих отношениях одаренный человек, но совершенно не умеет скрывать своих чувств. Было понятно, что он относится к легенде очень серьезно. Чуть позже явился ты. Тогда я еще не соединил эти два события.
