Даниэлю пришло в голову, что не только архивариус, но, вероятно, и Симон Мейер мог бы сказать, не пропало ли что-нибудь из архива, — ведь на протяжении последних десятилетий профессор был самым скрупулезным его исследователем.
— Мне надо идти, но ты можешь остаться тут и все осмотреть, — сказал Минтцберг. — Здесь нет ничего секретного. Скажи, если что-нибудь заметишь. И запри дверь, когда будешь уходить.
Как только Минтцберг вышел, Даниэль направился к самому дальнему стеллажу, где хранились бумаги XIX века. В нем было шесть полок, и Даниэль стал просматривать их. Он наклонился и начал с нижней. Дойдя до третьей полки, Даниэль нашел то, что искал. Между двумя старыми папками был зазор, оставшийся от недостающей папки. Он потрогал пальцем поверхность полки между соседними папками и поднес палец к свету. На нем не осталось пыли. Значит, совсем недавно на этом месте что-то стояло.
Даниэль взял с полки папки с обеих сторон от опустевшего места и аккуратно извлек старые бумаги из пластиковых кармашков. На документах XIX века почти все надписи были сделаны на идише, а даты указаны по еврейскому летосчислению. Яновски в уме пересчитал их в григорианские. Документы в папке перед опустевшим местом на полке были датированы 1860-ми годами. Среди бумаг нашелся рисунок с изображением старого Наринкка на фоне колокольни Свято-Троицкой церкви. В следующей за пустым местом папке находился архив за конец 1870-х годов. Если документы располагались по порядку, значит, похищенные материалы должны были относиться к началу 1870-х годов.
Даниэль разложил вынутые им бумаги. Его внимание привлек документ, сохранившийся на удивление хорошо. Он не знал идиша, но в документе многое было написано на иврите: это оказалось свидетельство об обучении в Вильне. Казалось невероятным, что всего восемьдесят лет назад этот Северный Иерусалим находился в нескольких сотнях километров от Хельсинки. Теперь от той довоенной иудейской жизни не осталось ничего, кроме памятников, музеев и бесчисленных дверных косяков, на которых при внимательном рассмотрении можно было иногда заметить следы мезузы.
Даниэль складывал бумаги, когда перед его глазами промелькнуло слово «Кетер», Корона. Он прочитал всю фразу, и по телу побежали мурашки. Как же он не додумался раньше!
Предложение было выписано красивой дугой по верхнему краю листа. Это был диплом: «Он выбрал Корону Торы».
Даниэль возвращался к воротам через двор общинного центра, и сердце его теперь билось чаще, чем когда он пришел сюда. Минтцберг по-прежнему разговаривал с охранником. Даниэль постучал в дверь.
