Саладин, благородный герой ислама | страница 2

Нужно сразу сказать, что автора биографии Саладина нельзя заподозрить в симпатии к исламу. На многих страницах своей книги он называет мусульман «неверными», а самого Аллаха — «проклятым богом мусульман» (эти эпитеты удалены из русского издания книги). Так что его католические симпатии вполне очевидны. Но несмотря на неприятие ислама, он испытывает чувство досады за своих предков, средневековых католиков-христиан, поведение и образ жизни которых находились в вопиющем противоречии с христианским идеалом святости и всепрощения. Именно этот нерв досады и стыда превращает биографию жестокого завоевателя в утонченное психологическое наблюдение над духовным развитием человека в исламе. Впрочем, разве Шамдор первым почувствовал это духовное превосходство Саладина? Его книга начинается с эпиграфа из «Божественной комедии» Данте: «Поодаль я заметил Саладина…» (перев. М. Лозинского). Данте помещает жестокого убийцу крестоносцев не в тот страшный круг ада, где вместе с остальными смутьянами и бунтовщиками томится пророк Мухаммад, а в самый первый круг некрещеных младенцев, добродетельных нехристиан и безвинных античных мудрецов, которым не повезло родиться до Христа. Саладин существует в одной компании с Сократом, Платоном, Эвклидом, Птолемеем, Авиценной и Аверроэсом (хотя и находится несколько поодаль от них). Обитатели первого круга не знают страданий, но лишены надежды на светлую будущую жизнь:

(Ад, песнь IV, 25–42)

Вергилий, ведущий поэта по первому кругу Ада, сообщает ему, что все его обитатели безгрешны. В отношении Саладина такое заявление более чем удивительно. Христианский католический писатель, живущий на землях, недавно освобожденных от власти мусульман, заявляет о безгрешности самого успешного и жестокого мусульманского полководца и помещает его в один ряд с умершими младенцами и мудрецами древности. Для такого отношения нужно было иметь большие нравственные резоны. И предпочтения Данте становятся понятны нам при чтении книги А. Шамдора.