Позади фронта [= Полевая жена] | страница 33

Другая скамья, на неровных ножках — а может, так казалось, потому что половицы покривлены, — стояла у стены. Копылов и Шура сели на нее.

В войну привычным стало вторгаться в чужие дома, в чужой быт. А жители тех мест, где проходили войска, не решались протестовать — довольны были и тем, что их не трогали.

Шура, должно быть, в самом деле устала — сразу задремала, привалясь к стенке.

Хозяева кончили ужинать, и женщина расстелила постель. Низкая деревянная кровать оказалась раздвижной, на подставных ножках — видно, вся семья намеревалась улечься на ней. Копылов сразу вспомнил, где именно видел почти точно такую кровать; разве что постель здесь была чуть получше: вместо соломы — старые перины.

Поляк хозяин, в опорках на босу ногу, прошел к двери в другую комнату и поманил Копылова. Комната была пуста, копна соломы высилась посредине пола — наверно, употреблялась на растопку. В окнах не было видно ни одной стеклины, поэтому они наглухо были заперты ставнями.

— Зябко, — сказал поляк и передернул плечами. Постелим там на полу. — Он загреб охапку соломы, намереваясь отнести ее в теплую половину.

Копылов остановил его.

— И здесь хорошо. Не очень тепло, зато воздух свежий.

— Свежий, свежий, — заулыбался поляк и положил солому.

— Не гостиница, — решила Шурочка, войдя в комнату. — Но я уже не могу больше: за день наглоталась бензину — голова разламывается. — Разровняла солому, ничком упала в нее и с головой накрылась шинелью. — Пахнет, как дома, — пробормотала она сонным голосом.

Копылов вышел на улицу. Закурил. Вдалеке гудели моторы, их шум приносил ветер из-за холма. Где-то надсажались зенитки, их выстрелы гулко пробивали исхлестанную ветрами даль. Отсветы фар вспыхивали над чернеющим лесом.

Уняв волнение, Копылов возвратился в дом. Лампу хозяева не погасили, только убавили фитиль. Ребята уже спали, все четверо лежали головами в одну сторону, мужчина и женщина — в другую. Поляк проследил, как русский на цыпочках пересек избу и затворил за собою дверь.

Шурочкиного дыхания не было слышно. Федор боялся наступить на нее и щелкнул зажигалкой.

— Проше пана осторожней с запалками, — крикнул поляк, и Копылов погасил огонь — он уже разглядел, где была Шура.

На ощупь разровнял солому невдалеке от нее и лег. Похоже было, что она не спала, прислушивалась к тому, что он станет делать. Он заерзал на подстилке, подвигаясь к ней.

— Отстань, — негромко произнесла Шура.

Он отдернул руку и затаил дыхание. За ставнями протяжно стонал ветер, и назойливо шебуршала на крыше растрепанная солома. В комнате было прохладно и тихо. В напряженной тишине ему начало казаться, что он ослышался — просто ее голос померещился ему. Федор переместился еще ближе — Шурочка резко села.