Позади фронта [= Полевая жена] | страница 32

Шурочка открыла дверцу и сошла на дорогу. Капитан только теперь заметил ее инеожиданно щелкнул каблуками, браво козырнул ей.

— Приглашаю погреться в моей каталажке: там хватит места всем, — смилостивился он, став при Шурочке гостеприимным. — Ничего не попишешь — служба, — прибавил он в свое оправдание.

Багнюк в стороне ждал, чем кончится перепалка между Копыловым и капитаном. Он уже два года крутил баранку по фронтовым большакам и перепуткам и по опыту знал, что артачиться бесполезно — себе на шею.

— Разрешите ехать, товарищ старший лейтенант? — спросил он.

— Давай живее! — капитан рассерженно обернулся в сторону шофера, будто удивленный, что тот все еще здесь.

Багнюк, выструнившись по-уставному, смотрел на Копылова.

— Поезжай, — разрешил Федор.

Водитель неумело приложил руку к пилотке и лихо щелкнул каблуками разношенных кирзух. Копылов развеселился: Багнюк явно передразнил манеру капитана — прежде он никогда не козырял и не вытягивался. Понял это и капитан, но придраться было не к чему.

Втроем подошли к будке. Багнюк тем временем спятил полуторку задними колесами за мостик, и солдаты мгновенно повыкатывали из кузова гулко падающие наземь рулоны. Трое солдат забросили в машину лопаты, двое заскочили наверх, третий, увидав, что кабина пустая, сел рядом с водителем.

— У вас тут, как в бане, напарено, — сказала Шура, заглядывая в дверь вагончика.

— Что ж, есть еще место: через триста метров на шоссе — дом. Там семья поляков живет. Побудьте у них. Подвернется попутная машина, я устрою вас, — пообещал капитан.

Федор радовался, что Шурочка не захотела остаться в будке. В тишине разносились их шаги. На западе светилась палевая полоска потухшей зари. Озверевший ветер порывами набегал из равнины, высекал из оборванных проводов жалобный стон. Копылов взял Шуру под руку.

Подошли к дому, крытому соломой. Часть покрытия была содрана, окна, глядевшие на дорогу, были заперты ставнями.

— Да он нежилой, — сказала Шура.

— Капитан говорил, поляки живут. Зачем бы ему обманывать.

— Зайдем. Я устала — хоть подремать в тепле.

Ему совсем не хотелось дремать, но возражать он не стал.

Окна во двор тоже были закрыты, но через щели ставней виднелся свет. В сенцах пахло жилым теплом. Скособоченная дверь на кожаных петлях взвизгнула. За столом на длинной лавке собралась вся семья. Четыре пары ребячьих глаз поднялись на вошедших, хозяин задержал ложку, поднесенную ко рту, поздоровался. После недолгой заминки ложки снова застучали в опорожненной уже посуде.