Плеск весла убаюкивал, и я заснул. Когда я проснулся, я сидел на берегу, завернутый в накидку из мягких беличьих шкурок. Я впервые видел такую приятную для осязания штуку, и она привела меня в исступленный восторг.
– Гу-у! – протянул я, неловко хлопая в ладоши. Мне было тепло и уютно.
– Счастливо тебе, Харон! – прозвенел голос, похожий на ручей.
Ответом было мерное удаляющееся хлюпанье.
– Было бы удивительно, если бы он попрощался, – сказал другой голос. – Он не был бы перевозчиком душ, если бы мог себе это позволить. На его место отбор, наверное, жестче, чем в разведчики и космонавты.
Парень с девушкой повернулись и подошли ко мне. Я понял, что горячо люблю их, и протянул руки.
– И что нам делать с этим дитятей?
– Будем нянчить.
Глава 6
Мессия на вторых ролях
Шестое поприще прошел он – темнота густа, не видно света, ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
Эпос о Гильгамеше
Память возвращалась глотками, если можно так выразиться. У младенца есть сосательный рефлекс, самый важный для млекопитающих на первом этапе жизни. Когда в меня насильно стали вливать какую-то жутко соленую, похожую на рассол жидкость, счастливая безмятежность запредельного забвения стала рассеиваться. Я, правда, с трудом могу быть классифицирован как младенец с моими метр восемьдесят роста и семьюдесятью килограммами веса. Но все ресурсы взрослого человека, в том числе память о социальных условностях, навыки, необходимые для выживания, из-за воздействия адской водицы некоторое время были для меня недоступны.
Представляю, каким святотатством кажутся мои россказни профессиональным химикам, но пойла из источников Леты и Кипящего котла повлияли на меня самым непостижимым образом. Не могу даже предполагать, что входило в состав чудесных напитков, но эффект от их употребления был сногсшибательным: если первая вогнала меня в эйфорическое беспамятство, то вторая ошпарила жгучей трезвостью, накатившей, пока я давился требовательно вливаемой в меня гадостью.
Честно признаться, лучше бы я и дальше пребывал в забытьи. На меня разом обрушились последствия всех тягот, перенесенных за сутки. Загудели налитые ртутью ноги, засаднила израненная кожа, зачесались вздутые места комариных укусов, заныли простуженные суставы, и так – что ни возьми. В каком-то смысле мне стало даже хуже, чем до пребывания в аду. Тогда, по крайней мере, стремительность, с которой приходили неприятности, не давала мне передышки, чтобы по-настоящему ощутить, как мне плохо. Теперь же короткий отдых позволил всем негативным симптомам угнездиться в теле и качать свои права. Так что, едва очнувшись, я почти впал в новый шок.
