– Мы согласны.
Адский Аскет с ангельской внешностью перевел взгляд с амулета на меня. Он думал.
– Что ж, смертные, пожалуйте в ладью.
Саня с сомнением поглядел на меня. Я и сам не был уверен в том, что делаю, но деваться было некуда: во тьме рябили светящиеся бутончики факелов, и несколько гостинцев, прибывших с той стороны, прочно засели наконечниками в деревянной драконьей шее. Получить такой подарок в спину не очень-то хотелось, и Саня с ворчанием полез в спасительный ковчег. Потом я помог взобраться Тане, и сам опустил на лавку чресла, косясь на трехголового пса Цербера. Он, однако, мало интересовался чужаками. Положив головы на лапы, он уснул, и только тройка змей, живым воротником шевелившихся у него на шее, пристально оглядывала нас.
Харон без спешки и лишних движений привел в порядок суденышко, вынув стрелы. При этом его нимало не смущало, что пара их сестер в это время прошмыгнула у него над головой. Управившись, он с достоинством принялся грести одной рукой, другой корректируя положение рулевого весла. Я оглядел его руку, лежащую на рукояти: ни когтей, ни перепонок, обычные человеческие пальцы. На существо из ада он походил так же мало, как я, скажем, на крокодила.
Мелководье, видимо, кончилось, так как ладью стало покачивать сильнее. Отдав суденце силе течения, Харон бросил грести и отныне управлял только рулем. Скорость мы развили немалую, и вскоре голоса преследователей сошли на нет.
– Грехов много, – произнес Адский Аскет без особой интонации и ни к кому, в общем, не обращаясь.
– Что? – спросил я.
– Грехов у вас много, тяжких, глупых.
– С чего вы взяли? – Я от смущения позабыл решение обращаться на «ты».
– Ладья глубоко просела! – ответил перевозчик и залился каким-то ласковым смехом. Надо же, он еще и с чувством юмора.
Мы проплыли мимо мшистых каменных утесов, под склонившимися над водой кронами незнакомых деревьев. Быстрая речная стремнина, которая нас несла, вдруг затихла, и вскоре мы пристали к открытому песчаному плесу, клином врезающемуся в воду из зарослей камыша в два человеческих роста. В этой местности и на небе присутствовало подобие света, но в сочно-свинцовой акварельной палитре того недоразумения, которое я по привычке ассоциировал с небосводом, нельзя было различить, от чего он исходит.
– Прибыли, – улыбнулся Харон, широким жестом приглашая нас на берег.
Мы, поспешно, перебрались на сушу.
– Пока, – с надеждой сказал я вслед удаляющемуся силуэту. Харон не счел нужным тратить силы на ответ.
