«Не тебе, сука, решать, кто есть настоящий коммунист, а кто нет! Поняла меня?!»
«Ого! — подумала я. — Вот это поворот! Это ничтожество умеет еще и кричать!» К этому моменту я успокоилась и теперь совершенно не испытывала страха перед человеком за столом.
«Кто-нибудь говорил ему, что он смешон?»
Кавокин продолжил что-то кричать, но Татьяна Алексеевна перестала слушать его. Ей стало неинтересно. Глядя на брызжущего слюной человека, она вдруг вспомнила последние слова отца:
«Будь храбра, Тата, но без глупостей. Не клади голову на плаху. Будь хитра и не стыдись отступить. Будь мудра! Умей соглашаться и бежать. Не доказывай человеку с ножом, что ты смелая. Всегда молчи. Не объясняй дураку, что он дурак, ибо не рассказываешь же ты дереву, что оно дерево. Не ворчи, не бухти и не ной. И всегда оставайся здравоцентристом!»
«Павкова! Павкова! Павкова, смотрите на меня!»
«Да…»
«Да, гражданин начальник!»
«Да, гражданин начальник…»
«Павкова, связывался ли с тобой твой муж Павков Алексей в последние недели?»
«Что?»
Только в этот момент она поняла, почему они арестовали ее!
«Лешка жив!»
Спустя несколько лет она опять повторяла эти слова. Они арестовали ее не потому, что нашли старые списки, но потому только, что освободили ее мужа из плена.
«Связывался ли с тобой твой муж в последние недели?»
— Из донесений наших агентов я знала, что, заходя в немецкие лагеря, американцы рекомендуют русским солдатам не возвращаться домой, потому что дальше, зачастую, их ждут не родные и близкие, а фильтрационные лагеря.
«Наших солдат пугают пытками и допросами, — сообщал советский сотрудник, — а потому настоятельно рекомендуем провести разъяснительную беседу с представителями американского дипломатического корпуса».
«Так вот почему они арестовали меня! Жив! Жив! Жив! Лешка жив! Они вышли на меня не потому, что нашли румынский список, но потому только, — вдруг осенило меня, — что где-то там, далеко-далеко, моего мужа освободили из плена!»
Вы не поверите, Саша, я так обрадовалась, что чуть было не обняла эту собаку Кавокина.
«Павкова!»
«Да?»
«Да, гражданин начальник!»
«Да, гражданин начальник…»
«Так твой муж, я тебя, суку, спрашиваю, выходил на тебя или нет?»
«Нет…»
Кавокин продолжал орать, и Татьяна Алексеевна испытывала нечто необъяснимое. Плотность эмоций, которую ни с чем не сравнить. Колоссальный пресс чувств.
— Наверное, так действуют только наркотики. Кто бы дал воды? Одновременно я переживала страх и физическую боль, волнение от разлуки с дочкой и счастье от обретения мужа. Я не понимала, какой у меня пульс, но просила собственное сердце только об одном — милое, не остановись!
