– Не могу. – Она хотела снова бросить на пол платье и обнять его, целовать, торопливо и горячечно, как два часа назад – повернуть время вспять. Забыться. Снова забыться, но вместо этого прошептала: – Я живу у родственницы, и слишком поздний приход или мое ночное отсутствие будет выглядеть подозрительным.
– Неужели это все?
Она молчала, отвечая на его вопрос. Надеждин разжал руки. Это был конец.
– Я найду тебе извозчика, – тихий ровный голос.
– Не надо, я живу очень близко, пройдусь пешком.
– Темно, я провожу.
Они одевались безмолвно и сосредоточенно. Каждый понимал важность и значение этих последних совместных минут. Осознание потери придет потом. Пока же губы и сердца жгла горечь. Но главное – было чем заняться. Руки двигались быстро, застегивая пуговицы, оправляя одежду. Любовь Николаевна уже готова была вернуться в гостиную, когда он окликнул:
– Подожди.
А потом выдвинул ящик небольшого бюро:
– Это тебе.
На раскрытой ладони лежала брошь – веточка сирени из разноцветной эмали. Любовь Николаевна никогда не видела подобной красоты. Каждый маленький цветочек был вылеплен отдельно, в сердцевинах – крошечные аметисты. Темно-зеленые выгнутые листья казались настоящими.
Она подняла глаза.
– Это… – и голос изменил.
Любовь Николаевна хотела сказать, что подарок слишком дорогой и что принять его невозможно. Но это был прощальный подарок. Слезы подступили к глазам. Меньше всего она хотела, чтобы он увидел ее заплаканное лицо.
– Это было куплено для тебя, еще летом. Помнишь, тот куст в парке, около которого мы стояли?
Она помнила. «Ты пахнешь сиренью…»
Рука дрожала, когда Любовь Николаевна накрыла своими пальцами его ладонь.
За прошедшие два часа погода испортилась. Дождь закончился, но на смену ему пришел порывистый ветер, который раздувал полы одежды. Они шли рядом, чувствуя тепло и близость друг друга, но не смея коснуться.
Любовь Николаевна ничего не сказала ему о ребенке, хотя внутри все кричало: «Я ношу твой плод! Неужели ты ничего не заметил? Не почувствовал? Ты же трогал мой живот, целовал его, как смел не понять? Там новая жизнь. Ты станешь отцом и никогда, никогда не узнаешь об этом».
Прощание на темной ветреной улице было горьким. Они все же встретились руками, а потом никак не могли их расцепить, и Надеждин, пользуясь темнотой и укромностью места, целовал ее холодные без перчаток ладони.
Всю ночь Любовь Николаевна проплакала и встала утром с головной болью и нездоровым лицом, встревожив хозяйку.
