Саша села в плетеное кресло около сиреневого куста и слушала вместе со всеми музыку – вальс. Ее пальцы неспешно перебирали длинные кисти накинутой на спинку кресла шали.
Одинцов не отрываясь смотрел на сцену.
Ревность, удушающая, злая, нелепая, накрыла полностью и отравляла. Снова он думал о велосипедах и море, и родинке за ее ухом, и о том, видел ли этот пианист с хризантемой в петлице маленькое темное пятнышко? Трогал его?
С чего Одинцов взял, что Саша хранила верность, когда он сам…
Вальс закончился. Она поднялась со своего кресла, вышла на середину сцены, держа в руках шаль, обвела невидящим, обращенным внутрь себя взглядом сад.
Заиграла музыка. Саша начала петь.
Август – астры,
Август – звезды,
Август – грозди
Винограда и рябины…
Это было наваждение. Глубокий грудной голос обволакивал, укутывал во что-то теплое и мягкое, едва осязаемое. С каждым пропетым словом воздух словно наполнялся ароматами и постепенно стал густым и насыщенно-вязким. Невозможно было пошевелиться, хотелось слушать, ловить каждый ее вдох, каждое мгновенье.
Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август,
Как ладонью гладишь сердце…
Саша… Она вдруг вскинула голову и посмотрела Одинцову прямо в глаза. Взгляд этот показался неожиданно темным, как вода в бездонном колодце.
Остальные слова заглушил резкий порыв ветра. Сквозь переливы музыки послышался шелестящий шепот листвы. Вечеряющий день добавил небу, по которому плыли рыхлые ватные облака, синевы.
Саша отвернулась, накинула на плечи шаль и подошла к кусту.
Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних…[2] К окончанию концерта Одинцов был совсем больной.
* * *
Оказалось, что не все забылось. Оказалось, что Саша, как и прежде, отлично чувствует его настроение. Только тогда это было напряжение после долгого рабочего дня, неудачи или разочарования – вот такой четко контролируемый голос, выверенные вопросы, односложные ответы. И это было объяснимо. А сейчас что не так? Что произошло за время, пока Дима сидел за столиком, а она пела на сцене?
Саша не понимала.
Она волновалась, волновалась больше обычного, потому что знала – он там. Весь концерт чувствовала присутствие Димы, его внимательный пристальный взгляд, старалась не смотреть, иначе собьется, сорвется, сфальшивит, и только на одной песне позволила себе поднять глаза. Не петь – говорить. Рассказать о себе.
Как ты жил без меня?
Ты чувствуешь этот август?
А мое сердце?
