— Очень просто. Раззнакомимся и все, — грустно сказала Наташа и опустила глаза.
— Вот так здорово! — Тон-Тоныч с явным любопытством смотрел на Наташу. — Почему же мы должны с тобой раззнакомиться?
— Потому что я больше не буду учиться музыке, я решила, и маме сказала, и папе, и пусть они меня больше не уговаривают, все равно больше не буду — и всё! — выпалила Наташа и чуть не разревелась.
В беседку залетел шмель — и очень кстати: можно было долго-долго и внимательно следить, как он облетает чашечки граммофончиков на вьюне, слушать его ровное гуденье и делать вид, будто не замечаешь, что Тон-Тоныч молчит и расстроенно на тебя смотрит.
— Как же, Наташа? — тихо заговорил он. — Ты очень хорошо училась. У тебя есть способности. Слух, музыкальность... А, понимаю! У тебя плохой учитель, вот в чем все дело!
— Неправда, неправда! — запротестовала Наташа, и в подтверждение своих слов даже топнула ногой о дощатый пол беседки. — Не в этом дело!
— А в чем же, Наташа? — спросил Тон-Тоныч. И хотя борода по-прежнему придавала ему разбойничий вид, голос у Тон-Тоныча был беспомощный и печальный. Он даже показался Наташе эдаким большим бородатым ребенком, которого она умудрилась ни за что, ни про что обидеть. От этого ей стало немножко стыдно, и она принялась терпеливо, как ребенку, объяснять:
— Антон Антоныч! Да не люблю я учиться музыке! Не люблю я эти гаммы да упражнения! И потом — счет! Надо считать ровно, а ведь я, знаете, какая невнимательная? Нет, не люблю я учиться музыке... Очень уж мне это скучно.
И она замолчала.
— Так, — сказал Тон-Тоныч. — Значит, учиться не любишь?
— Не люблю, — снова подтвердила Наташа.
— Понятно. Учиться музыке ты не любишь, а саму-то музыку? Любишь?
Наташа подозрительно посмотрела на Тон-Тоныча. Что-то ей не понравилось в его вопросе. Был в этом вопросе какой-то подвох, и она начала быстренько соображать, какой именно. Однако ей так и не удалось ничего сообразить. Очень уж они бывают хитрые, эти взрослые, и с ними порой тоже приходится хитрить. Вот почему Наташа изобразила полнейшее равнодушие и скучным голосом произнесла слова, которые однажды слышала от кого-то из гостей у них дома:
— Нет, Антон Антоныч. Музыка оставляет меня абсолютно безучастной.
Судя по всему, сказанное Наташей произвело на Тон-Тоныча большое впечатление.
— «Оставляет абсолютно безучастной», — повторил он.— Тэ-эксс... Звучит убедительно. Я бы сказал — торжественно звучит. Как заклинание. Ну да ладно, бог с ней, с музыкой. Не любишь — и не любишь. А что же ты любишь?
