— Пойдем, не будем тут мешать, — сказал мне Авель и зашагал, разымая перед собой кустарник, в сторону водохранилища; я последовал за ним…
Мы встали на краю обрыва. Внизу под нами изгибалась узкая полоса песчаного берега, обсыпанная кое-где камнями… Справа обрыв упирался в густую иву, тяжелые ветви которой свисали с горы над берегом к самой воде… Слева, всего в нескольких шагах, за проволочной сеткой ограды располагалась наша база: за прозрачными рядами наших сосен угадывался простор поляны и очертания дома Авеля…
— Вот он, — проговорил Авель, усаживаясь рядом со мной на усыпанный желтой хвоей край обрыва. — Да вот он, погляди; я о здешнем стороже тебе толкую!
Я глянул вниз. Под обрывом, спиной к нему и в его тени сидел на камне сгорбленный мужчина. Дымок его сигареты, дрожа и слоясь, поднимался к нам над его головой, но исчезал, не успевая до нас достать.
— Надеюсь, Лариса его все же разговорит, — продолжил Авель, — а если нет, то я не знаю кто. Ты не поверишь: даже мне не удалось!
— Ты что, подозреваешь, что он как-то связан?..
— Я этого не знаю и гадать не буду. Я о другом сейчас, — перебил меня Авель. — Еще до всей этой суматохи я пытался с ним поговорить. Только одно узнать хотел: кто его хозяин и как мне с ним связаться…
— Зачем тебе?
— Сам посмотри: база и этот лес — соседи, на одном общем обрыве. Лес без толку пустует. Я бы его, ей-богу, прикупил, но я не знаю у кого… А он — я говорю о стороже — молчит как пень, будто бы не понимает, о чем я его спрашиваю. Я говорю ему: ну как же? ты же зарплату получаешь?.. Он и не спорит, говорит: да, получаю. Приходит, говорит, зарплата… Я говорю: ведь не сама она приходит, а приходит от кого-то… Да, говорит, конечно, не сама… И больше — ни слова…
— Но на кого-то этот лес записан, — предположил я.
— Записан, я проверил, — сказал Авель. — И знаешь на кого?.. На Жбанько Опанаса Миколаевича.
— Кто же сей латифундист?
— Сам сторож. Это же он Жбанько… По всем бумагам лес — его, хотя он здесь — ни сном ни духом.
— Детективная история.
— Пожалуй, — согласился Авель. — И довольно идиотская. Конечно, кто-то что-то где-то прячет, — мне неважно, кто и почему. Но я не люблю, когда меня перед самим собой выставляют дураком…
Мы вернулись на базу; я развел костер; Авель вызвался сварганить ужин… Как только начало смеркаться, там, за сеткой рабица, в колеблемой ветром тени сосен загорелось множество ручных фонариков; свет каждого из них то плыл, то чах, то снова вспыхивал; лучи фонариков упруго перекрещивались, взмывали вверх и обрывались в загустевающем, но пока не потемневшем небе над соснами. Поиски продолжались.
