Минские гости вызвались по очереди править яхтой в ночи. Я спустился вниз, в каюту, и, не раздеваясь, лег. Свозь плексигласовую крышу над собой я видел ночное небо. Глухо постукивал движок. Мерно пошлепывали понизу бортов легкие встречные волны. Изредка с палубы долетали до меня невнятные мужские голоса, еще реже — смех. Я лег на бок, закрыл глаза, но не уснул, а заскучал… Вновь умостился на спине и больше глаз не закрывал. Близкие звезды, как будто выстроившись друг за дружкой, по одной заглядывали мне в лицо, подрагивали, словно дыша, и уходили одна за другой в сторону… Некоторые из них, как мне начало скоро казаться, возвращались в конец небесной очереди, чтобы со временем снова заглянуть ко мне, как если б они что-то упустили во мне с первого раза — и вновь глядели на меня, и вновь уступали место другим, таким же пристальным и задумчивым. Я попытался отыскать в себе какие-нибудь мысли, подобающие случаю, но не нашел ни одной.
Кто-то из минских мужиков тенью спустился вниз с палубы, предложил мне выпить, но я отказался — и сам удивился этому. Снова оставшись в одиночестве, сказал себе: «Хорошая вышла рыбалка»… В ответ в глазах сверкнула чешуя судака, трепещущего под солнцем, и я уснул без снов.
Мы подошли к нашему берегу ранним светлым утром. Прежде чем улечься спать в свежие постели, мы условились проплыть после обеда к шлюзам — и там продолжить счастливый лов… Проснувшись первым и не дожидаясь, когда проснутся остальные, я отправился пешком в Борисовку, чтобы в рыболовной лавке восстановить запас утраченных силиконовых приманок, оказавшихся на диво уловистыми. Я рассчитывал вернуться на базу к обеду.
Собирался прикупить лишь виброхвостов — все же набрал еще и воблеров, и блесен-колебалок; незацепляек взял аж десять штук, по две на брата; не обошел вниманием и мандулу Миронова, выбрав десяток этих пестрых мандул; на пробу взял и мандулу Сакаева, которой никогда еще не пользовался: я ограничился на первый раз всего двумя такими мандулами… Хозяин лавки Дорошенко укладывал мои приманки в минибокс, а я, уткнувшись лбом в прохладное стекло, глядел в окно.
Лавка располагалась на краю Борисовки, у поворота дороги на Киев, перед автобусной остановкой, под навесом которой несколько борисовских ждали, скучая, прибытия киевской маршрутки. Справа от дороги стелился пыльный луг, ничейный, судя по всему: я не припомню, чтобы кто-нибудь на нем косил или пахал и сеял. За лугом, огибая его подковой, стоял молодой лес…
