«Вы, — говорит, — тупы, как сабля в краеведческом музее», или, к примеру: «Говорите со мной внятно! Не скрипите, будто двери в краеведческом музее!», «Вы выстарились и облезли, словно вышиванка в краеведческом музее»… Не выпады в мой адрес, довольно глупые по самой своей сути, меня, по правде, бесят, но вымученная неизменность всех этих оборотцев с краеведческим музеем… Какая-то подруга юности Агнессы, совсем чуть-чуть пожив у нас на базе, открыла по секрету, что Агнесса одно время работала директором…ского музея. И будто бы она пыталась продать известному…скому ювелиру и резчику по кости фрагмент бивня мамонта, который — бивень — слыл центральным экспонатом…ского музея. Агнесса якобы втихую отпилила кусок бивня — не с переднего и острого его конца, что было бы всеми замечено, но с заднего, тупого, на что никто не обратил внимания. И все бы ничего, но ювелир публично возмутился тем, что за оговоренные деньги, немалые для…ского района, Агнесса обещала ему якобы продать весь бивень. Во избежание громкого скандала Агнесса была по-тихому уволена и утешается с тех пор остротами про краеведческий музей… Подруга юности была Агнессой изгнана за клевету, навек отлучена от базы, и за правдивость сплетни поручиться некому…
Я выхожу на крыльцо флигелька и, не успев закрыть за собой дверь, слышу за спиной ленивый перебор аккордеона и насмешливый голос Агнессы:
— Вы еще здесь?.. Вы неповоротливы, как время в краеведческом музее. А мне пора вкалывать.
Вкалывать — значит писать. Агнесса пишет разом три романа, из-за чего ее работа движется медленно — настолько медленно, что я, надеюсь, никогда их не прочту. Из намеков Агнессы мы знаем, что один роман — о любовных похождениях Тышкевичей, другой — о Радзивиллах, в том же духе, а третий — об амурах Потоцкого. Сама Агнесса влюблена во всех ясновельможных старых польских шляхтичей. Оно бы ладно, но я с некоторых пор подозреваю, что Авель и Варвара придумали меня на ней женить. И не люблю я заходить к Агнессе.
Вдали я вижу Авеля. Он приближается ко мне неторопливым шагом, то и дело исчезая на ходу в глухой тени сосен, словно в ней растаяв, и вновь вдруг обретая плоть, походку и осанку в вечерних жирных солнечных лучах. Его догоняет Герта. Я потряхиваю и почесываю собаке ухо, докладываю Авелю о неудачных розысках уборщицы и вызываюсь съездить на велосипеде в Борисовку — там, на месте, во всем разобраться… Авель не согласен:
— Куда тебе? В какую Борисовку? Сейчас стемнеет — угодишь в кювет, в твои-то годы… Ты мне и здесь понадобишься. С Натальей разберемся завтра.
