Тем временем никто не сидел без дела: надо было строить дом для дружины, амбары и житницы, загоны для скота и коней, укреплять стены и земляной вал, запасать припасы. По счастью, и людей у Артура теперь хватало: работали от темна дотемна, а работы был непочатый край.
С приближением осени стали дожидаться телег с данью. С каждым новым днем нужды наши становились все очевиднее, ясно было, что без обещанной подати дружине не продержаться. У нас имелись загоны для скота и амбары — но они пустовали; дом для дружины — но не было ни шкур, чтобы подстелить под себя, ни плащей, чтобы укрыться.
Я уже говорил, что короли обещали платить подать на дружину. Однако, когда начали прибывать первые телеги — по большей части полупустые, да и того, что в них было, не стоило везти в такую даль, — стало ясно, какой бой предстоит выдержать следующим.
— Зачем они так поступают? — Артур в отчаянии указал на скудную поклажу, которую несли из телеги в амбар.
— Держи предводителя в черном теле, и ты сможешь ему приказывать, — отвечал Мерлин. — Тому, кому приказывают, не повинуются.
— Проклятье им! — в запальчивости воскликнул Артур. — Так я силой возьму обещанное!
— Ты ничего этим не достигнешь, — промолвил Мерлин.
— Что ж нам, умереть с голоду?
— Никто голодать не будет. Не бойся, Кустеннин и Меуриг помогут нам пережить зиму.
— А потом? Когда еще мы начнем сеять и жать!
— Умоляю! — вскричал Мерлин. — По одной печали за раз, Артур. Не занимай у завтрашнего дня его треволнений.
— Мы должны все это обдумать.
— Согласен, вот почему я уже решил, что предпринять.
Артур пнул землю кончиком сапога.
— Тогда ради чего ты заставил меня все это терпеть? Или тебе приятно видеть, как я бешусь?
— Если ты ненадолго прекратишь бушевать, я расскажу тебе, что надо делать.
Вот как я оказался на борту корабля, идущего в Арморику по морю, что зовется Муир Нихт.
Я никогда прежде не плавал на корабле и нашел путешествие в высшей степени неприятным. Хотя море оставалось спокойным, из-за постоянного движения — вверх, вниз, с боку на бок — я чувствовал себя так, словно пьян и скачу на необъезженном жеребце. Путь занял целый день и большую часть следующего, и ни один путешественник не ликовал сильнее меня, завидев вдалеке бурые всхолмья Арморики.
Они стояли темные на алом фоне заката, над ними громоздились серо-багряные облака, а еще выше уже зажигались первые звездочки. Я смотрел на эти холмы и стремился к ним так, словно всю жизнь провел на утлом суденышке, слушая предания о мифической суше, которую будто бы видел кто-то из странников. И вот, благодарение Богу, чудо свершилось — на горизонте возникла земля. Глаза мои затуманились от радости.
