— А як же! — немедленно согласился громила, крепче стискивая дернувшуюся было Леську.
Франт лениво хлопнул Марьянку по лицу. Выставив скрюченные пальцы, девушка прыгнула на него, как кошка… Коротко хлестнула трость и подвывая от боли, Марьянка рухнула на мостовую.
— Гад! Сволочь! — собирая в ладонь кровь из разбитого рта, простонала она. — Отдай!
— Было ваше — стало наше! — хмыкнул Франт. — Принесешь еще такой, глядишь, и прощу тебя. А не принесешь… — во второй его руке мгновенно оказался нож. Он наклонился, поднося блеснувшее в свете фонаря лезвие к Марьянкиному глазу. — Гляди у меня! Внимательно гляди, пока есть чем! Теперь ты… — он повернулся на каблуках и двинулся к Леське. Отнятый отрез плащом свисал с его плеч. Не доходя пару шагов до девчонки, Франт остановился, элегантно отставив руку с тростью. Покрутил ножом, явно отыскивая самую эффектную позу, и не найдя, слегка суетливо спрятал. Склонил голову к плечу, разглядывая притиснутую к груди громилы девчонку, точно знаток — картину. — Спорим, у тебя тоже для меня кое-что есть! — кончиком трости он подцепил край Леськиной юбки.
Петро гулко гыгыкнул прямо над ухом, а веснушчатая набычилась, исподлобья глядя на Франта:
— Не замай! Мое! Мне на юбку! На зиму!
— Зачем тебе юбка, ты и так красавица. — промурлыкал Франт, приподнимая ей подол все выше и выше.
- Писанная! — пророкотал громила.
— А будешь дергаться — станешь ножом пописанная! — рявкнул Франт, когда Леськин каблук воткнулся прямиком ему в ногу. — Стой спокойно, а не то и эту юбку пошматую!
— Рятуйте! — вдруг пронзительно, изо всех сил заорала Леська. — Грабют! Караул!
— Тю, дурная! — искренне удивился Франт. — Ты ще в участок на меня пожалуйся. «Я с фабрики честно украла, а злой Франт отнял!» — пропищал он деланно-девичьим, жеманным голоском.
— Карау…
— Петро, заткни ее! — раздраженно буркнул Франт, выворачивая подол Леськиной юбки.
Лапища громилы с тугим хлопком запечатала девчонке рот.
— Помогите-е-е! — ее вопль вдруг во всю глотку подхватила Марьянка.
— Еще одна самашедшая! — рявкнул Франт. — Да что вы себе дума… — он осекся.
Шорох был совершенно не слышен. Громадные лапы ступали бесшумно, лишь огромная тень медленно вползала в круг фонаря, горбатилась, хищно наваливаясь поверх квадратной тени Петра и длинной — Франта. Медленно, как на шарнирах, Франт повернул голову…
В паре шагов от них, у выхода в переулок стоял громадный медведь.
Косматая туша перегородила проход — от одного края до другого. Отблески фонаря скользили по сбившейся, словно пыльной, кудлатой шерсти. Медведь медленно водил здоровенной, как чемодан, головой — с Петра на Франта, и снова на Петра… Его утонувшие в шерсти маленькие глазки наливались кровавой яростью.
