— Свенельд Карлович! Ну ладно Митька — личность безалаберная и знанием законов не обремененная, но вы-то! Или не знаете, что на водку в Империи — казенная монополия, и производство оной, а равно и продажа иначе как по специальным патентам преследуется по статьям 1131, 1134–1138, и 1140–1146 Устава Уголовного суда? Уж не предполагаете ли вы, что вступление в должность начальника губернского Департамента полиции я начну с… торговли нелегальной водкой из-под полы?
— Зато явиться в Екатеринослав с полной телегой конфискованной водки авторитета новому начальнику прибавит. — сквозь зубы процедил Митя.
— Ты рассчитываешь, что твои слова меня… устыдят? — приподнял бровь отец. Одну бровь. И у него получилось даже лучше, чем у Мити! Кивнул Свенельду Карловичу — и вышел.
Митя и управляющий остались в кабинете, пристально и мрачно глядя друг на друга поверх заваленного бумагами стола.
[1] Волей неволей… (нем.)
[2] -31 по Цельсию
Глава 3. Суета вокруг «мертвецкой водки»
— Митя? Не хочешь побеседовать?
Вжавшийся в стену Митя неприязненным взглядом впился в дверь комнаты. Створка чуть дрогнула, будто с той стороны положили руку на дверную ручку… но осталась закрытой.
— Если дело не срочное, я бы лучше выспался. — очень стараясь говорить равнодушно-невозмутимо, ответил он. Видно, с невозмутимостью не вышло.
— Ну что опять такое! — расстроенно протянул за дверью отец. — Почему нам так трудно ладить?
— Потому что у вас отвратительный характер, папá. — все также спокойно ответствовал он.
— У меня отвратительный характер? Ну, знаешь ли, сын! — едва, на полвершка приоткрывшаяся дверь с треск захлопнулась и отцовские шаги гневно и решительно затопотали по коридору прочь.
— Честь имею! — тихонько прошептал ему вслед Митя и… натянул, наконец, темную свободную рубаху, пошитую ему в деревне. А то ведь так и замер, услышав отцовские шаги — рука в одном рукаве, голова наполовину просунута в ворот. Стремление к откровениям всегда охватывало отца удивительно не вовремя.
Пояс на темных шароварах Митя затянул потуже — купленные на деревенской ярмарке, те были слегка великоваты. Скривился: деревенская рубаха, штаны с ярмарки — до какого падения он дошел! Хорошо хоть сапоги уцелели. Натянул сапоги, аккуратно отворил смазанную ставню… и бесшумно выпрыгнул в окно.
Пригибаясь, торопливой побежкой дернул по аллее. Под подошвами едва слышно хрустели опавшие листья — в духоте жаркого августовского вечера невозможно было поверить, что это первые вестники приближающейся осени. Ветви старых акаций устало поскрипывали под поднявшимся к вечеру ветерком. Митя невольно вздрагивал и озабоченно озирался — очень уж этот скрип походил на голос одного… существа, которое Митя не хотел повстречать сейчас… и вообще никогда. Но вот об «никогда» мечтать уже было поздно.
