— Ушёл… исчез… — сдавленно выговорил юноша, зажимая виски ладонями. То, что пергамент валялся на полу, лишь подтверждало его опасения.
Разрушилось заклятье — и исчез. Быть может, погиб ещё тогда, в битве с Нордью, и только утерянное имя да сожаления удерживали его в Серой Башне, покуда не явился менестрель и не натворил бед! Зачем, зачем было идти искать это имя! Прожили бы и так. Не удовольствовался разве бы менестрель и тем, что было? Не довольно ли ему было ласковых взглядов? крепких объятий? случайных вздохов? Захотел всего — вот всего и лишился! Юноша заскрипел зубами, вздёрнул подбородок вверх, из глаз покатились горькие, жгучие слёзы.
— Ушёл… — простонал он, сминая руками покрывало и едва ли не корчась от нестерпимых мук, разрывающих сердце.
Дверь открылась, и в комнату вошёл… Дракон. В руках у него был дымящийся кувшин — сварил, верно, обещанный медовый настой. Янтарные кудри были стянуты на затылке лентой, зрачки были драконьи, вертикальные, но выглядел он как существо из плоти и крови и не сиял больше. Вернее, сиял, но не тем колдовским сиянием, которое непременно сопутствовало преображению, — сияло само его существо, а в окно заглядывало яркое весеннее солнце, уже совершенно точно навсегда вернувшееся на небо Серой Башни.
— Остался… — выдохнул менестрель, бледнея.
Дракон его состоянию встревожился, поставил поспешно кувшин на подоконник, наклонился, потрогал лоб юноши — пылает! — и воскликнул:
— Да у тебя ещё и жар поднялся! Надо бы льда раздобыть…
Но менестрель намертво вцепился ему в руку, и Дракон остался. Он присел на край кровати, осторожно похлопывая юношу по плечу, и вперил взгляд куда-то вдаль.
— Остался… — вполне ясно выговорил менестрель.
Дракон кивнул. Сердце у юноши забилось быстрее, и он хотел было спросить, почему, но Дракон заговорил сам:
— Верно ты сказал: человеческая жизнь — что мгновение. Один взмах драконового крыла — вот человеческая жизнь. Взмахнул — и нет её. А потом века и века одиночества… Одно мгновение, да, одно мгновение…
Взгляд его ещё больше затуманился. Менестрель прикусил губу.
— Но даже и так… — переведя взгляд на юношу, сказал Дракон, — всё равно! Пусть потом ждёт меня такая боль, какой я вовек не ведал, но хочу я прожить это мгновение с тобой, господин… — Тут Дракон запнулся, приподнял брови удивлённо и, словно только сейчас это понял, воскликнул: — А ведь если подумать, то имени-то твоего я до сих пор не знаю, господин менестрель!
