Сапфир и золото | страница 21
— Да, — спохватился Дракон, — я ведь собирался отдать тебе, господин менестрель… — И с этими словами он вручил растерявшемуся юноше небольшой мешочек, в котором глухо позвякивало.
В мешке оказалось с полсотни медных монет, но таких менестрель прежде не видел. В ходу они были только в Серой Башне: на реверсе красовался профиль драконьей головы (если только морду можно назвать «профилем»). Дракон пояснил, что это благодарность за вчерашнюю помощь. Менестрель начал отнекиваться: мол, и помогал-то как раз именно в благодарность за то, что Дракон его приютил.
— Бери, бери, — настоял Дракон. — Скучно, поди, будет сидеть одному в башне…
— «Одному»? — переспросил менестрель удивлённо.
— Вернусь к вечеру только, — объяснил Дракон, — есть кое-какие дела в Предгорье. Что тебе до того времени одному скучать? Так хоть по окрестностям прогуляешься.
В том, что у Дракона, как у властителя этих земель, имелись какие-то дела, ничего удивительного не было. Никто и не говорил, что дракон должен безвылазно в башне сидеть. Но в легендах, которые менестрель с детства слышал и которым безоговорочно верил, утверждалось, что драконы своё логово покидают, только чтобы похищать прекрасных принцесс, а всё прочее время стерегут сокровища. И юноша с досадой подумал, что врут легенды.
Дракон между тем легко пробежал по лугу, на бегу превращаясь, и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух. На менестреля накатило ветряной волной, он прикрыл лицо рукавом. Надо бы пожелать Дракону счастливого пути, но юноша счёл это неловким и промолчал.
Денёк разгулялся, туман отступил, открывая взору менестреля и всю башню (ох, высоко падать!), и окружающие её луга с росными травами и поля с созревающей пшеницей, и виднеющиеся вдалеке крестьянские дома, к которым вела широкая, местами вымощенная камнями, местами выщербленная дорога. Менестрель сунул мешок с медью за пазуху и решил воспользоваться советом Дракона и осмотреться в местах, где ему предстояло прожить, как он полагал, до весны (а прожил до самой своей смерти).
Башня стояла на возвышенности, и все дороги вели к ней, насколько можно было судить. Оставалось лишь выбрать направление. Дороги полого спускались вниз, виляли по пригоркам, разветвлялись к лугам и лесам, пробивались прямо через поля, подпрыгивали на низеньких мостиках, ухали в овраги и терялись где-то вдалеке, куда взглядом не достать. Менестрель выбрал ту, что шла к деревне, и зашагал по ней, вертя головой.