— А это выкинуть, — пробормотал Дракон, собирая одежду.
Менестрель, который уже собирался лезть в ванну, метнулся к нему и мёртвой хваткой вцепился в свёрток.
— Не выкидывать, только не выкидывать! — в ужасе воскликнул он. — Я её потом выстираю, только не выкидывай, господин дракон!
«С чего бы такая привязанность? — растерялся Дракон. — Или в ней есть что-то ценное?»
— Хорошо, хорошо, — сдался он, — не выкину. На верёвке развешаю, чтобы выветрилось.
Менестрель с явным облегчением вздохнул.
Дракон вышел в трапезную, разложил одежду на столе, пытаясь понять, отчего менестрель так всполошился. Платье менестреля, конечно, поизносилось за время странствований, но оно точно было не из простых: ткань добротная, прошитая золотыми шёлковыми нитями, отороченная прежде кружевами на рукавах и вороте (от кружев одни лохмотья остались, но и по остаткам видно, что ручной работы). Мужчина предположил, что менестрель прежде служил, скажем, в королевском дворце, пока за какую-нибудь провинность не был выдворен из королевства, потому и с запинкой о себе рассказывал. Должно быть, одежда дорога ему как память о былых временах, никаких других секретов не обнаружилось. Дракон покивал собственным мыслям и развешал одежду на верёвках, предварительно выбив из неё пыль.
А менестрель всё ещё раздумывал, стоит ли ему мыться или поплескать на себя водичкой да обмануть Дракона, сказав, что помылся: грязь, считалось, защищала от сглаза и порчи, да и вообще от колдунов, так что люди старались мыться как можно реже, дабы «не смыть своего счастья». С кем бы другим непременно сработало, но юноша не был уверен, что с Драконом удастся: у того был острый нюх. Да и вообще сердить лишний раз приютившего его благодетеля не хотелось. Кто знает, каков нрав у Дракона!
Менестрель поскрёб затылок, колеблясь, а потом ему пришло в голову, что с драконом точно не придётся волноваться о порче: какой в здравом уме колдун сунется в драконье логово? Эта мысль его приободрила, и он полез в воду.
Вода отдавала серой и неизвестно каким образом нагревалась, поскольку и здесь ни труб, ни печи не обнаружилось, но сидеть в ней было одно удовольствие! Менестрель окунулся с головой, вынырнул, довольно отфыркиваясь и понимая, что горячая вода махом вытравила из него промозглый дух предчувствия осени. Он воспользовался одним из пучков и хорошенько натёрся травой (ему попалась лаванда напополам с ромашкой), тело разгорячилось, кровь ещё быстрее побежала по венам, пришло приятное расслабление. Юноша выдохнул и запрокинул голову, разглядывая потолок, покрытый испариной от поднимающегося вверх пара и мелкими трещинками, выгравированными временем. Вода, потемневшая от отмывшейся с тела менестреля грязи, потихоньку остывала, и с потолка начало подкапывать. Менестрель зажмурился, потёр глаза тыльной стороной ладони и расплылся в довольной улыбке. Суеверия суевериями, но горячая вода — это что-то!
