— Потому что вид-то отсюда замечательный!
Он засмеялся, зажмурился ненадолго, наслаждаясь поцелуем ветерка, потому и не заметил, что с Драконом творится что-то неладное.
Дракон вдруг побледнел, накрыл ладонью правую сторону лица. Зрачки его вытянулись и стали вертикальными, как у змеи. Всё будто погрузилось в туман, расплылось перед глазами — припомнилось то, что намеренно было забыто, похоронено глубоко в памяти. Силуэт менестреля расплылся, перевоплотился в фигуру девушки, которая поворотилась от окна и что-то говорила. Слов мужчина не слышал или не понимал, но точно знал каким-то шестым драконьим чувством: это те же слова, что только что произнёс менестрель, — потому и вспомнилось. Золотое сияние волос ослепляло. Дракон сдвинул ладонь, чтобы накрыть и второй глаз и избавиться от наваждения.
— Что такое, господин дракон? — с тревогой спросил менестрель, который в этот самый момент обернулся и увидел, что на Драконе лица нет.
С его голосом чары рассеялись. Мужчина провёл рукой по лбу, окинул комнатушку прежним болезненным взглядом и тоже подошёл к окну, кладя ладони на подоконник и выглядывая в вечернее небо, полыхающее закатным солнцем.
— Да, вид отсюда замечательный… — пробормотал он.
В его взгляде менестрелю почудилась затаённая грусть, и как-то неловко стало: её причиной мог невольно оказаться он сам.
— Если нельзя, так скажи, — поспешил сказать юноша. — Мне любой угол сгодится.
Дракон покачал головой, положил ключ на подоконник и, прежде чем уйти, сказал:
— Не обращай внимания, господин менестрель, с тобой это никак не связано. Раз выбрал эту, так и будет твоей. Ночью только по башне не броди. Завтра тебе всё покажу, а покуда — приятных снов.
«И что бы всё это значило?» — озадачился менестрель.
Дракон же, спустившись на несколько пролётов вниз, у четвёртого помедлил, упёрся лбом в дверь и выдохнул:
— И почему он должен быть на неё похож? Как же он на неё похож!
Постояв так немного, Дракон отправился в свою комнату, что как раз над трапезной, на первом пролёте. В ней не было даже окна, вообще ничего не было, кроме массивного дубового кресла, а скорее — трона с высокой, причудливо вырезанной спинкой, похожей на первые всходы лесного папоротника; а стены были исполосованы глубокими царапинами, расходящимися в разные стороны, но точно не узорными: так мог бы зверь располосовать клетку в припадке ярости или отчаяния. Дракон тяжело опустился на трон и закрыл глаза.
Что до менестреля, то он устроился вполне сносно, расстелив поверх линялых покрывал собственный плащ. А прежде проверил шкаф, обнаружил там ворох платьев и предположил, что некогда на чердаке жила принцесса, а может, и не принцесса, но точно особа женского пола и точно очень давно: такой фасон менестрель видел лишь на картинках.
