Однако каждый человек, хоть ненадолго переступивший канаты ринга, чувствует руку, талант, вдохнувшие жизни в прекрасный спектакль силы и мастерства, который называется боксом. Это тренер.
За канатами ринга и на тренировках порой кипят страсти не менее горячие, чем в бою. Тоже идет борьба, есть свои победы и поражения, неправильные удары, особенно «ниже пояса», есть и строгие судьи…
У Валерия все было сложно. Трижды, уже как чемпиона страны, включали его в состав сборной, но на европейские турниры не брали. Тренерский совет предпочитал не рисковать, и Валерий всюду оставался вторым номером, хотя фактически был первым. Так было в 1959 году перед Люцерном и в 1961 году перед Белградом. Более того, почти три года он даже не участвовал в международных встречах. И когда наконец после долгих колебаний и раздумий его включили в состав сборной перед поездкой в Англию, для него и его тренера это было долгожданным доверием и заслуженным праздником. Валерий ходил именинником, казалось, он весь светился радостью.
Накануне вылета в Лондон Валерий не спал всю ночь. В Баковку он приехал возбужденный, ходил из угла в угол, в разговорах перескакивал с одного на другое, раскладывал сувениры, выстраивал по ранжиру матрешек. Придирчиво осматривал себя в зеркало, поправляя новый костюм.
— Ну, как сидит? Не стыдно в нем ехать? — обратился он ко мне. — Может, останешься ночевать? А? Утром на работу махнешь, а я на аэродром. Койка в моем кубрике свободная. Оставайся.
Я вспомнил просьбу Кусикьянца побыть с Валерием (сам он не мог приехать: его срочно вызвали в Ленинград), чувствуя предстартовое волнение своего питомца. Я остался, но с условием, что он будет спать.
Правда, все получилось не так. Уснули мы лишь на рассвете. Валерий поначалу долго ворочался, а потом сел на мою койку, и мы разговорились. Говорили обо всем. Я почувствовал, что ему сейчас необходимо общение. Поначалу мы перебрали всех преподавателей, вспомнили училищные «хохмы», общих знакомых среди морских офицеров. Валерий, не скрывая интереса, слушал мои пограничные были и небылицы о Сахалине и далеких Курильских островах, цунами и тайфунах, о морских походах на Балтике, Каспии и Черном море. И по тому, как он умел слушать, буквально впитывая каждое слово, в нем чувствовался попался романтик моря.
— Завидую я тебе и ребятам — службу несут, плавают. А я вот, выходит, береговой моряк, только форму ношу.
— Каждому свое, — успокаивал я его. — На тебя вся граница смотрит и гордится. Твоя стихия — бокс, а твой корабль ринг.
