Выражение его лица казалось спокойным и старчески умудренным, как и всегда, а рука была тверда, когда он налил себе вина и выпил, приветственно кивнув нам, но вместе с ним в комнату ворвалось непривычное настроение затаенной торжественной приподнятости, которое вскоре передалось и нам.
Его обычно усталые и безучастные глаза, обладавшие той особенностью, что их зрачки, словно у больных спинной сухоткой, никогда не сужались и не расширялись и как будто не реагировали на свет, — они, как утверждал мистер Финч напоминали жилетные пуговицы, обтянутые тускло-серым шелком, с черной точкой посередине, — эти глаза сегодня, горя лихорадочным огнем, шарили по комнате, их взгляд скользил по стенам и книжным полкам, словно не зная, на чем задержаться.
Джиованни Браческо затеял беседу и ни с того ни с сего завел речь о наших замысловатых методах ловли гигантских, поросших мхом сомов-патриархов, которые живут там, внизу, в вечной ночи, в бездонных глубинах озера, никогда уж не всплывают и не показываются на белый свет, пренебрегая всяким лакомым куском, который предлагает им природа, и клюют только на самые изощренные приманки, изобретаемые рыбаками: на скользящую серебристую жесть, согнутую в форме человеческих рук, делающих плавные движения в воде, когда их подергивают на бечевке, или на летучих мышей из красного стекла, на крыльях которых коварно скрыты рыболовные крючки.
Иероним Радшпиллер не слушал.
Я смотрел на него и видел, что его мысли где-то далеко.
И вдруг он заговорил, как человек, который годами хранил опасную тайну, держа язык за зубами, а потом внезапно, в один миг, ненароком раскрыл ее:
— Сегодня наконец-то мой лот достал дно.
Мы смотрели на него, ничего не понимая.
Я до того был поражен непривычно звенящим тоном его голоса, что некоторое время лишь вполуха воспринимал его пояснения к процессу измерения глубины озера: там, в бездонной пучине, на глубине, которую не измерить и тысячей лотов, есть водяные воронки, которые, отбрасывая в сторону любой лот, держали его на плаву и не давали ему достичь дна, если бы на помощь не пришел счастливый случай.
И вдруг из сплошного потока его речи вновь, подобно ракете, торжественно выстрелила фраза:
— Это — самое глубокое место на земле, до которого когда-либо добирался инструмент, созданный человеком. — И слова эти запылали в моем сознании, внушая страх, хотя причины его я не видел. Призрачный, двойственный смысл заключался в них, словно невидимое Нечто стояло за спиной Радшпиллера и обращалось ко мне его устами на языке сокровенных символов.
