Расплачиваться за пятно на их языческой репутации пришлось мне — как единственному выжившему из налётчиков. Каждый день меня отводили на конюшню и выписывали несколько десятков плетей. Сказать, что было больно, значит, ничего не сказать. После экзекуции спина превращалась в кровавое месиво. Потом, правда, лечили, но лишь для того, чтобы на следующий день всё повторилось. Бесконечная мука — так, кажется, описывались страдания грешников в любом религиозном аду. Прочувствовать это на собственной шкуре оказалось гораздо неприятнее, чем читать об этом в учебниках этнографии и истории, а потом ужасаться: ну у этих людей и обычаи.
Больше всего меня угнетала именно обыденность действия. Не концлагерь, не тюрьма инквизиции, не ацтекская пирамида… Простое подворье простого графа-барона. Сказали «этого выпороть» — выпорют, сказали «повесить» — повесят. Хозяин — барин, его слово — закон. Привычная жизнь не совсем привычного средневековья…
К хозяину меня привели на пятнадцатый день. Вместо конюшни.
«Кабинет» местного босса выглядел как типичное помещение типичного замка. Каменный пол, каменные стены, пара стрельчатых окон с прозрачными витражами, грубые потолочные балки. Только вместо факелов и свечей — электрические светильники, а на столе не колокольчик для слуг, а стационарный переговорник-селектор.
— Как звать? — хмуро осведомился местный барон, когда меня бросили перед ним на колени.
— Диржик, — пробормотал я и, получив пинок в рёбра, тут же поправился. — Диржик, милорд.
Удивительное дело, но до этой секунды никто моим именем не интересовался.
— Знаешь, в чём тебя обвиняют?
— Да, милорд. В убийстве и святотатстве.
— Догадываешься, какое будет наказание?
— Да, милорд. Смерть.
— Боишься?
— Конечно, милорд.
Барон усмехнулся. Мне даже показалось, что одобрительно.
— Жить хочешь?
— Хочу, милорд.
— На что готов ради этого?
— На всё, милорд.
— На всё — это хорошо.
Хозяин замка уселся за стол и молча кивнул охранникам. Те удалились. Вместо них в помещении появился ещё один персонаж, одетый по-деловому: шёлковый жилет, отутюженная рубаха и чёрные нарукавники. Ни дать ни взять, тайный бухгалтер мафиозного клана. Несколько раз он присутствовал на экзекуциях, когда меня били плетьми. В процессе участия не принимал, просто смотрел. Кто-то из челяди, помнится, называл его «дохтуром».
— Отвезёшь его с каторжными в Ландвилий, — приказал ему господин барон, указав на меня. — Устроишь в кудус к Перекке.
