Иненна, поймите: внутренний мир – это творчество, созидательный поток мыслей и образов, их живое общение друг с другом; а коли нет воспоминаний – отсутствует и личность. Без них она – лишь небытие, зияющая пустота, полное и абсолютное ничто. Вы и сами можете убедиться, что моей личности попросту не существует! Нечто подобное ей – жалкий и кривой суррогат, китч, имитация – родилось лишь в Больнице. Но вряд ли этот симулякр духа заслуживает вашего внимания. И уж точно не поможет в раскрытии преступления. В общем, дерзайте, пробуйте, я не против – посмотрим, что из этого выйдет.
Сардонически усмехаясь в свои триста тридцать два зуба, Ламассу согласно кивает. Нахальная собака – до всего-то ей есть дело! И ведет себя, словно существо высшего порядка – так, будто это он, Ламассу, здесь хозяин, который лишь по недоразумению вынужден играть роль адъютанта. У нас в Великом следствии на него давно бы уже наложили взыскание! И поделом – не пристало четвероногим ставить себя вровень с двуногими. Не Сфинкс, поди… Не удивлюсь, если в итоге именно он и окажется убийцей. Ладно, черт с ним, пусть улыбается – лишь бы не мешал разговаривать с Настоатом.
– Прекрасно, давайте приступим! Расскажите, что вы чувствуете, вспоминая о преступлении…
– «Вспоминая»? Иненна, вы в своем уме? Пытаетесь поймать меня на слове?
– Хорошо, простите, неправильная формулировка… Давайте так: что именно вы ощущаете, думая о преступлении? Жалость, гнев, ненависть, страх? Или, быть может, раскаяние…
– Бред! С чего мне раскаиваться, коли я не преступник? Раньше у меня были сомнения, но теперь, здесь, в этом Замке – можно сказать, у себя дома, – я, наконец, принял свою сущность. Вывернул наизнанку измученный разум, отбросил тягостные мысли, восстановил гармонию бытия… Как ты там говоришь, Ламассу? «Слился с Абсолютом»? – Собака, широко разинув пасть, подмигивает правым глазом. – Вот-вот! И знаете, погрузившись в свою душу, что я там обнаружил?.. А ничего! Ровным счетом ничего, что могло бы побудить меня к совершению преступления. В окружении этих стен я преисполнен собственной силы; я не боюсь никого и ничего – и нет во мне ни ярости, ни злости, ни страха. Значит, таков я и есть настоящий, и допустить даже мысль об убийстве человека – а тем более девушки – мне кажется невозможным.
– Сейчас – да. Но в тот момент, Настоат… Согласитесь, вы могли быть слабы, а слабость всегда идет рука об руку с преступлением, уж об этом я знаю не понаслышке. Подумайте: разве можно исключать нечто подобное? В Больнице вы ощущали тревогу и беспокойство; скорее всего, то же самое было и в момент совершения преступления. Вы были раздавлены жизнью – и предпочли раздавить кого-то другого…
